– Ладно, садись, поехали, – услышала она за спиной сердитый голос «итальянского пройдохи». – Чего я, изверг какой, что ли? Стоит, главное, дрожит, как щеня без мамки. У тебя мамка есть, а, селянка? – снова перешел он на смешной голос киношного Маргадонта. – Иль ты сиротой будешь?
– Ага. Сиротой, – сглотнув слезы и почему-то улыбнувшись, подтвердила Соня.
– Ну, тогда тем более – поехали. Садись, а то совсем замерзнешь!
Город открылся сразу, будто сам радостно вылетел навстречу машине. Чистый, белый, красивый. Высокие дома-свечки меж аккуратных газонов весело рвались вверх, словно заигрывали с холодным северным небом. Вообще, Соне показалось, весь он был похож на квартиру после шикарного ремонта, в которой поначалу даже жить жалко – красоту испортишь. Хотя, если честно, она сроду таких квартир живьем и не видела, чтоб с шикарным ремонтом. Так, представилось просто…
– Ой, да у вас тут осень вовсю! – с удивлением рассматривала Соня желтый от осыпавшихся листьев бульвар, мимо которого они ехали.
– Да не вовсю, а уж кончилась практически. У нас тут весна, лето да осень короткие. Не успеешь и пожить нормально, как сразу в снег. И никакой тебе радости. Хотя в этом году лето было подлиннее обычного, ничего не могу сказать. И даже осень поздновато пришла…
– Не пришла – привели… – задумчиво проговорила Соня, откинувшись на спинку сиденья.
– Что? Не понял… Кого привели?
– Да стихи такие есть у Ахматовой…
Вот она, плодоносная осень!
Поздновато ее привели.
А пятнадцать блаженнейших весен
Я подняться не смела с земли…
– Ух ты! – восхищенно глянул на нее водитель. – Смотри, прямо наизусть шпарит! Ну-ка, давай еще чего-нибудь сбацай!
– Нет. Не буду я… бацать, – покраснев, отвернулась она к окну. – Извините, у меня это случайно вырвалось…
– Ну, не хочешь, не надо, – покладисто согласился парень. – А тебя что, и впрямь сюда в командировку заслали?
– Да нет, мне сестру отсюда забрать надо.
– Как это – забрать? А сама она что, не может уехать?
– Не знаю… Говорит, не может. Говорит, у нее с мужем проблемы какие-то. У нее муж бизнесмен, богатый очень.
– И как нашего мужа зовут?
– Вадим Орлов. Слышали про такого?
– У-у-у… – непонятно протянул водитель, то ли насмешливо, то ли уважительно. Потом глянул на нее искоса, проговорил тихо: – Черт меня дернул связаться… Да еще и даром практически. Во идиот…
– Так вы меня подождете у подъезда? – обеспокоенно повернулась к нему Соня. – Я только через домофон сестре сообщу, что приехала, и она сразу выйдет. Она быстро выйдет! Вы не оставляйте меня здесь, пожалуйста!
– Да ладно, все с тобой понятно. Чего уж теперь. Подожду, конечно. Номер дома какой? Вон, за тем перекрестком, и будет твоя улица Строителей.
– Тридцать шесть! Дом номер тридцать шесть! А квартира номер двадцать три! Это первый подъезд должен быть.
Нет, определенно мир в последние дни благоволил к ней! Будто смягчилось все враждебное человеческое сообщество в едином порыве, выслало к ней своих лучших представителей в лице соседки Веры Константиновны, Славика, Ивана, теперь еще и вот этого шутника таксиста… Или это так, маленькая для нее поблажка, вроде простого везения? Старенький ангел поднапрягся, взмахнул негнущимися крылами, и неизвестно, на сколько сил у него хватит держать их распростертыми? Тяжело ему, наверное. Устал. Да и ей самой тоже бдительности терять не стоит. Только потеряешь ее, чуть расслабишься, а человеческое дружное сообщество тут же и даст враждебностью, как ножом, под дых…
Викин голос в домофоне прозвучал сразу – не успела Соня палец от кнопки отпустить. А через три минуты дверь подъезда открылась, и вышла к ней сама Вика. Соня вздрогнула от неожиданности – это была Вика, конечно же Вика! И в то же время будто и не она… Что-то неуловимо изменилось в облике ее сестры – в посадке головы, во взгляде, в улыбке, наконец. Если честно, она ей даже не улыбнулась, просто губы растянула в коротком мимическом жесте, и все. Привет, мол.
Соня сунулась было обнять ее, но Вика тут же отстранилась, даже шарахнулась от нее испуганно. Потом спросила коротко и чуть хрипловато:
– Где такси?
– Да вон стоит, прямо у обочины… Ты чего, Вик?
– Пойдем скорее. Потом объясню. Сумки у меня возьми, Сонь…
Она сунула ей в руки две большие пухлые сумки и тут же ухватилась руками за спящего в «кенгурушке» у нее на животе карапуза. Соня видела племянника впервые, склонилась к его розовому личику, умильно выпятив губы, но поцеловать не успела – Вика тут же сорвалась с места, на полусогнутых ногах рванув к такси. Соня едва за ней поспевала – сумки были достаточно тяжелыми. И в такси она повела себя странно. Прижимая ребенка к себе, все оглядывалась назад, будто ожидая погони.
– Вик, у тебя, по-моему, мания преследования… Ну чего он тебе может сделать, ты что? Это же и твой ребенок тоже!
– Ти-хо! – сквозь зубы страдальчески простонала Вика, указывая ей глазами на водителя. – Я прошу тебя, помолчи, Сонь… Слушай, а ты Томку предупредила, чтоб она… Ну, чтоб про адрес твой новый помалкивала…
– Нет. Не успела еще. Да она вообще куда-то пропала, Вик! Звоню ей, звоню, а она не отвечает! Трубку, наверное, не хочет брать. Ой, а со мной тут такое было, я тебе потом расскажу!
– Да-да. Конечно, – будто ее совсем не слушая, снова лихорадочно повернула Вика назад голову. Потом, обратившись к водителю, произнесла просяще: – А можно побыстрее, пожалуйста?
– А что, опаздываем? – деловито осведомился тот, глянув на нее в зеркало заднего вида.
– Вика, успокойся! – сама заражаясь ее нервозностью, рассердилась Соня. – У нас самолет только через четыре часа, еще в аэропорту досыта насидимся!
– Помолчи, я сказала! – вдруг змеей зашипела на нее Вика, сделав страшные глаза.
Соня даже отпрянула от неожиданности, почувствовав, как проткнул ее насквозь заряд Викиного животного страха-раздражения, как он остался и удобно устроился у нее там, в «помойном контейнере», вытолкнув наружу короткие слезы обиды. Она изо всех сил постаралась их сглотнуть, отвернулась к окну и впрямь замолчала, до крови закусив губу. Ладно бы еще чужое раздражение в себя принимать, это еще не так обидно, но когда от сестры прилетает… А за что, собственно? За то, что она, бросив все, за ней примчалась? За то, что в долги залезла? За сестринскую свою любовь и преданность?
До самого аэропорта она так и просидела, глядя в окно и накуксившись. И Вика тоже молчала, застыв в своем непонятном напряжении. Когда приехали, выскочила торопливо из машины, огляделась лихорадочно и, бережно прижимая к себе ребенка, помчалась в открытые двери здания аэропорта.
А денег с Сони таксист не взял. Глянул исподлобья, мотнул насмешливо головой – убери, мол. Потом произнес грустно: