...и мать их Софья | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Доброе утро, Софья Михайловна.

– Здравствуй, Димочка. А Мишели нет дома, она только вечером придет...

– Да, я знаю. Я, собственно, с вами хотел поговорить, Софья Михайловна! Даже не знаю, как сказать... Вы ведь в курсе, что мы решили пожениться? Мишель вам говорила?

Соня оторопела. Как пожениться? Зачем? Как-то она вообще Мишкиного мальчика с этой стороны не рассматривала... И что нужно говорить в таких случаях?

– Нет, Дима, она мне ничего не говорила, я впервые об этом слышу. Погоди, ты же собирался домой уезжать? Или передумал?

– Нет, не передумал. Мы же с Мишкой одновременно дипломы получаем, вот вместе и уедем ко мне домой. Там и свадьбу сыграем. Мои родители на днях сюда приезжают, хотят с вами познакомиться. Все обговорить... Ну там, насчет свадьбы и все такое прочее... Так мы к вам придем, Софья Михайловна? Вы не возражаете?

– Да, Дима, конечно, приходите. Только я не готова все это серьезно обсуждать, у нас тут семейные проблемы...

– Спасибо, Софья Михайловна. Мы придем. До свидания.

Соня положила трубку, села в кресло. Что ж это такое? Мишка уедет, бросит ее здесь одну? С Сашкой? Со всеми проблемами? Да нет, она не сможет, она не такая...

И сразу в ушах рефреном зазвучал Сашкин обвиняющий голос: «...Ты не любишь никого! Ты всех используешь, как можешь, а любить не научилась...»

Снова зазвонил телефон. Соня вздрогнула. Господи, чего еще от нее хотят?

С опаской взяла трубку. На сей раз звонила Сашка. Голос ее звучал веселой легкой скороговоркой, как будто и не было никакой их ночной ссоры.

– Мам, если ты сердишься, то извини, конечно, только у меня к тебе огромная просьба. Майя очень сильно заболела, может, ты съездишь к ней? Надо лекарства купить, жаропонижающее и еще какое-нибудь, я не знаю. Может, ей надо «скорую» вызвать. Я ну никак не смогу, у меня целый день занят. И продуктов купи каких-нибудь, хлеба, молока... Запиши адрес!

Соня послушно записала адрес, не сопротивляясь и не возражая, как робот, принявший программную установку. Надо умыться, собраться, покормить Машку и поехать. Совершать какие-то действия. Просто выйти на улицу, наконец!

Машка спала крепко, будить ее совсем не хотелось. «Она же простыла, – вспомнила Соня. – Мишка вчера сказала, чтоб она дома посидела... Придется ее одну оставить. И Нади с Лизкой как назло нет, они на выходные в деревню к родственникам уехали».

– Машенька, проснись на минутку. Я ненадолго уйду, а ты поспи еще. Там на столе булочки есть и молоко. Поешь, когда встанешь. Никому не открывай.

Машка что-то промычала, перевернулась на другой бок, снова заснула. Соня тихо закрыла дверь, вышла из дома. Судя по записанному на бумажке адресу, ехать ей предстояло долго, на другой конец города, с двумя пересадками.

Общественный транспорт Соня терпеть не могла. Всегда или ходила пешком, или просила отвезти Игоря. В автобусах и трамваях толкались злые люди, одетые в дешевые пуховики, грубые джинсовые подделки и кожзаменитель, но с непременным атрибутом своей сопричастности к цивилизации – сотовым телефоном, переливчатые трели которого, и диалоги в переполненном молчаливом автобусе воспринимались как-то странно, хотя и звучали всегда примерно одинаково: «Да. В автобусе еду. А че? А ты где? А-а-а... Ну ладно». В их семье сотовый был только у Сашки. Соня искренне считала, что потребности в этой штуке больше ни у кого нет, и в статью расходов не включала. А зря. Можно было бы позвонить Игорю по горячим следам, напомнить о себе, пристыдить, заставить вернуться на место... «Не любишь ты никого! И правильно, что от тебя отец ушел!» – опять настойчиво зазвучал в голове Сашкин злой голос. «Засранка такая! Будет меня любви и дружбе учить!» – возмущенно отмахнулась Соня. Надо было уже как-то пробираться к выходу через плотно стоящие людские тела с каменными лицами, готовыми в любой момент взорваться хамством, только тронь... «А скоро придется так вот каждое утро ездить», – с тоской подумала Соня, относительно благополучно добравшись до открывшихся дверей и выйдя наконец на свежий воздух.

Она долго нажимала на кнопку звонка с Майиной фамилией сбоку, стояла, ждала перед деревянной двустворчатой дверью, снова нажимала на кнопку звонка... Никто не открывал. Соня совсем уже собралась уйти, когда дверь неожиданно открыла Майя. Выглядела она действительно не очень хорошо, а точнее, даже очень нехорошо: натянутая на скулах смуглая сухая кожа горела болезненным кирпичным румянцем, глаза были красными, воспаленными и злыми. «Щелкунчик, – вспомнила Соня ее театральное прозвище. – Настоящий Щелкунчик. Только больной очень».

Майя, кутаясь в огромный махровый халат, вопросительно и недовольно смотрела на Соню, молчала.

– Майя, вы меня не узнали? Я Соня, мама Саши Веселовой... Она просила к вам приехать, помочь... В аптеку сходить или в магазин...

– Я вас узнала, Соня. Здравствуйте. Вообще-то мне ничего не нужно. Спасибо, конечно... У меня обычная простуда, правда, сильная очень. Иногда и вовсе выпадаю куда-то, температура высокая, за сорок... Но раз уж приехали, проходите.

Переступив порог, Соня, удивленно озираясь, начала снимать с себя курточку. От Сашки она слышала, что Майя живет в коммуналке. О коммунальных квартирах Соня имела весьма смутное, скорее книжное представление: это должно быть что-то убогое, вроде «вороньей слободки», с заставленным сундуками и корзинами длинным темным коридором, с запахами квашеной капусты и хозяйственного мыла, с любопытными, выглядывающими дружно из своих комнат толстыми соседками в папильотках. Коридор в этой квартире оказался действительно огромным, но в отличие от ее книжных стереотипов квадратным, похожим скорее на большой уютный холл, чистым и светлым, с красивой лепниной на потолке, со старинной, с висюльками, люстрой, с большим ярким ковром посередине. Оставшись без своих высоких каблуков и ступив на его мягкий ворс, Соня сразу же представила себя маленькой барышней, пришедшей домой с прогулки: «Надо же, дежа-вю... Вот сейчас из этих больших двустворчатых дверей выйдет гувернантка, позовет пить чай с булочками...»

Майя, приглашающим жестом показав ей как раз на эту самую дверь, провела Соню в свою комнату. Она тоже была огромной, с такой же величавой лепниной, с большими арочными окнами и необыкновенной старинной мебелью. Соня застыла на пороге, удивленно осматриваясь. Солнечные лучи красиво падали на темный благородного дерева паркет, играли цветными сполохами в витраже пузатого буфета, тяжелые малиновые портьеры с золотыми кистями с достоинством обрамляли окна. Посреди комнаты под абажуром стоял большой круглый стол, покрытый вязаной скатертью, кисти бахромы которой, словно длинные дамские пальцы в белых перчатках, элегантно дотрагивались до самого пола.

«Как здесь хорошо, – подумалось Соне. – Наверное, в предыдущей жизни я жила именно в такой обстановке...»

– Простите, я прилягу, – вернул ее в действительность Майин простуженный голос. – Голова очень кружится. А вы сделайте себе кофе, там на столике все есть...