– А вон у нас «Лего» есть, несколько видов. Дети эту игру любят. Она в моде сейчас.
– Ага, давай. Клади свою легу.
– Она дорогая…
– Ничего. Клади. Сколько с меня?
– Сейчас, я посчитаю… С вас две тысячи восемьсот пятьдесят рублей… – проговорила она довольно смело, но глянула уже плутовато и слегка с опаской.
– Держи. Сдачи не надо, – выложил он на прилавок три тысячные купюры. – На сдачу чаю напьешься. С пряниками. А где тут улица Белореченская, не подскажешь?
– Проедете до перекрестка, там и будет Белореченская. Вам какой дом надо?
– Двадцатый.
– Тогда налево. До конца улицы.
– Ага. Бывай. Спасибо за расторопность.
Девчонка закивала с благодарностью, вздохнула ему вслед восхищенно, засовывая честно заработанную на плутовстве купюру в карман джинсов. Действительно – если бы все покупатели были такие…
Дом двадцать на Белореченской оказался четырехподъездной старой сталинкой, мрачной и хмуро фундаментальной. Они с матерью когда-то точно в таком доме жили. Квартира четыре, значит? Что ж, это должен быть первый подъезд, первый этаж. А квартирка-то, похоже, угловая, трехкомнатная… Но училка точно говорила, что пацан с теткой в съемной живут. Интересно, зачем им снимать на двоих трехкомнатную? Дорого же. Что ж, посмотрим…
Прихватив с заднего сиденья свою подарочную поклажу, он хлопнул дверцей, задумчиво шагнул в сторону первого подъезда. За спиной тихо профырчала еще одна машина, остановилась неподалеку. Дверь подъезда оказалась открытой, и он медленно поднялся по короткому лестничному маршу, будто начиная сомневаться в правильности своего доброго порыва с визитом к пацану Илье. Постояв около двери с табличкой «4», все-таки нажал на кнопку звонка и встал аккурат перед дырочкой дверного глазка, на всякий случай вежливо улыбнувшись. Господи, дурак дураком. Чего приперся? Кто его звал? Вон уже чьи-то торопливые шаги слышны, и глазок сверкнул искоркой, то бишь рассматривают его с той стороны внимательно. Сзади тихо скрипнула железом дверь подъезда – наверное, вошел кто-то. Одновременно и цепочка на двери четвертой квартиры звякнула, и она открылась, явив ему сердитое удивленное лицо молодой чернявой женщины. Хотя не такой уж и молодой, если приглядеться.
– Здравствуйте… Вы меня не пугайтесь, пожалуйста. Я к Илье пришел. Я на минуту. А вы его тетя, да?
– Нет, я не его тетя. Я его квартирная хозяйка. А что вы хотели?
– Так Илью…
– А его нет дома. И тети его нет. Они в больницу ушли.
– Да? Жаль… А скоро они придут?
– Понятия не имею. А вы кто?
– Да так, никто… А вы бы не смогли ему передать вот это? – выставил он перед собой объемистый пакет.
– Отчего ж не передать? Передам. А от кого? Они же спросят – от кого?
– Скажите… Скажите, от Андрея. Хотя… Давайте я лучше визитку свою оставлю…
– Что ж, оставьте.
Торопливо порывшись в карманах и отчего-то чувствуя себя страшно неловко под любопытным взглядом этой маленькой и неприветливой женщины, он выудил, наконец, из одного кармана визитку, из другого подаренный отцом «паркер» и написал на обратной стороне глянцевой продолговатой картонки: «Илья, полный порядок. Я твою проблему порешал. Не бойся, они тебя больше не тронут. Будут еще проблемы – звони».
– Вот. Передайте ему, пожалуйста.
– Передам, – взяла в короткопалую ладонь визитку женщина. – Не беспокойтесь.
– Спасибо. До свидания.
– И вам не хворать.
Дверь тут же захлопнулась, и он, развернувшись, весело запрыгал по коротким ступенькам, чувствуя на душе облегчение от сделанного дела. Сразу представилось, как обрадуется пацан хорошим новостям, вспомнит его добрым словом. Да пусть и не вспомнит – тоже хорошо. Теперь и на работу можно ехать с чувством исполненного долга. К отцу. Слава богу, сегодня заседаний никаких не намечено.
* * *
Ага! Что-то быстро он выскочил… Не пустили, что ль? Странно, странно… Но вроде веселый, улыбается довольно. Ишь как лихо со двора вырулил, аж снег веером из-под колес разлетелся. Лихач хренов. Нет, все-таки не зря он за ним поехал. Такие дела интересные выясняются…
Игорь дождался, когда машина Андрея скроется из вида, потом тихо тронул с места. Нет, он торопиться не будет. Ему в отличие от этого резвого придурка торопиться не с руки. Да и в голове надо уложить полученную только что информацию. Хороша она или плоха, он и сам еще не понял. Очень, очень странная выплыла информация. Еще тогда показалась странной, когда увидел его машину, припаркованную около магазинчика на соседней улице. Он и сам в этих захудалых краях совершенно случайно оказался – попросили на работе какого-то хмыря домой отвезти. Возвращался обратно, и такая встреча… Как было не поехать за ним, не проследить? Тем более он с большим пакетом из магазина вышел. С покупками. Ясно – к бабе намылился. Он и предположить не мог, к какой бабе! К Леське, оказывается! К его бывшей жене! Он специально в подъезд заглянул, проверил – точно, в Леськину дверь позвонил! Вот уж тесен мир, ничего не скажешь…
А он и забыл давно, что Леська живет в том доме на Белореченской. Поначалу, когда душу тоской корчило, ездил сюда, подсматривал за ней издалека.
В окна тайком заглядывал. Но перед ней так и не обнаружился ни разу. Не решился. Зачем себя травить? Что было, то было. Назад все равно не вернешь. А потом действительно все прошло как-то, сошло само собой на нет. А что делать, раз жизнь такая? Она нами правит, а не мы ею. Но Леська, Леська-то какова! Тихоня душевная! Ишь какую интригу завертела! Не с кем-нибудь связалась, а с сыном самого Командора. Отомстить, что ль, намерилась? Хотя это на нее не похоже… Если даже стервой распоследней за эти годы стала, все равно не похоже. Она вообще по натуре не интриганка, она другая совсем. Да и мать отцу недавно рассказывала со слезами, как она в жизни мыкается… Еще упрекнула, что зря отец тогда с ней жестоко поступил, никому от этого пользы не вышло.
А ведь мать-то права, права, между прочим. Действительно – зря. Ну что было с нее взять, с Леськи? Она и не виновата была. Командор и не таких ломает, между прочим. А Леську сломать – тут и усилий никаких не надо было. Добрая она, открытая, простодушная. Как родник с чистой водой – пьешь ее и никак напиться не можешь. Он ее и полюбил – такую… Как он отца в ту ночь уговаривал, чтоб он Леську не гнал! На коленях стоял, плакал, пытался объяснить что-то. А тот – позор, позор… Вот интересно, откуда вообще тогда в телевизоре эта кассета взялась? Кто ее притащил? А отец даже и в подробности вникать не стал. Сказал – не может он местом своим рисковать. Вроде чистым он должен перед Командором быть как стеклышко. А на поверку оказалось, что никакого стеклышка Командору и не понадобилось. Наступил на отца – осколки вдребезги разлетелись. Того и гляди, скоро их, Хрусталевых, вообще на улицу выкинет – дом-то на его земле построен. И на его деньги.