— Как? Как — заложил? — в отчаянии подалась она корпусом вперед. — Ты что? Ты… Да этого просто не может быть… Мы же все здесь прописаны, Павел! В банке не могли взять эту квартиру в залог! Тем более она же на вас двоих была приватизирована… На тебя и на Варю!
— Я ее не в банке заложил.
— Как — не в банке? А где ты ее заложил?
— Ну… В общем, ты этих людей не знаешь… Они страшные, страшные люди, Бася…
Неожиданно скользнув с дивана, он встал на колени, резво подполз к ней, отнял от лица ладони, глянул в глаза затравленно.
— Простите… Простите меня, девочки! Я же как лучше хотел. Я думал, что выкарабкаюсь. Я не знаю, что мне теперь делать, как жить… Бася, Басечка! У меня никого нет, кроме тебя! Прости меня, Варечка, дочка!
— Ты чего, пап… — испуганно произнесла Варя, сжимая ладонями Басины плечи. — Не надо, чего ты… Вставай, хватит комедию ломать. Смотреть противно.
— Погоди, Варюш… — вяло похлопала падчерицу по ладошке Бася, пытаясь собраться с мыслями. Потом медленно склонила к Павлу бледное перепуганное лицо: — Паша, а деньги где? Те, что ты под залог квартиры получил?
— Так нет денег, Бась… — виновато опустил он голову. — Я старые долги заплатил. Их тоже требовали. А эти сволочи подъехали так по-хитрому… В общем, нет у нас теперь ни денег, ни квартиры. Я не знаю, что мне теперь делать, Бась… Ну, убей меня, если тебе легче станет…
— Ну да. Ну да. Конечно, ты не знаешь, что делать. Ты свою дочь без крыши над головой оставил и, что теперь делать, не знаешь. Решение на дне стакана ищешь. Только там его нет, Павел.
Слова вылетали из нее твердые и холодные, как камни. И внутри будто все закаменело, зашлось безысходностью. Наверное, надо было сейчас какие-то другие слова для Павла найти, но она не могла, хоть убей. Только каменные и нашлись. Он молча поднялся с колен, глянул холодно сверху вниз.
— Ладно, ты не особо старайся, Бась… Я и без тебя знаю, кто я есть. Знаю, что я полное ничтожество. И что ты не любишь меня, знаю. И не любила никогда. Ты даже не захотела к этому… своему бывшему поехать, чтобы развод оформить. Так и живешь со мной в гражданских женах. А я ведь очень хотел, я честно хотел, чтобы у нас настоящая семья была, чтобы фамилия одна… Чтобы Варька тебя мамой звала… Ведь не любила ты меня, да?
— Ну да… — грустно усмехнулась его монологу Бася. — Сейчас самое время нам о своей любви поговорить. Больше не о чем. И вообще… Чего ты от меня хочешь, Павел? После всего того, что ты с нами сделал… Чего ты от меня еще хочешь?
— Да ничего я не хочу. Я понимаю, что ты святая, а я подлец. Ну что же… Если так, то… А, провались оно все…
Резко развернувшись, Павел быстро вышел из комнаты, слегка пошатнувшись в дверях. От звука захлопнувшейся двери они с Варей вздрогнули в унисон, переглянулись.
— Бась… Куда он пошел? — испуганно прошептала Варя.
— Не знаю…. — равнодушно пожала плечами Бася. — Наверное, в киоск. За пивом. Теперь опять под утро придет.
— Слушай, а я так и не поняла… Чего он там с нашей квартирой натворил?
— Да ничего, Варенька. Все образуется. Не думай об этом.
— Правда образуется?
— Конечно.
— Бась… А с платьем моим что будем делать? Ты извини, что я пристаю, но выпускной же скоро! Бась, ты меня слышишь вообще?
— Что?
Подняв на падчерицу бледное несчастное лицо, она сильно наморщила лоб, пытаясь сосредоточиться, потом произнесла едва слышно:
— Да, да, платье… Конечно же платье, Варенька… Ничего, с платьем мы придумаем что-нибудь. Я завтра колечко в ломбард отнесу…
— Которое с бриллиантиком?
— Ну да.
— Так жалко же… Ты его так берегла! Говорила, что это память из прошлой жизни.
— Ничего, ничего. Даст бог, потом обратно выкуплю.
— Бась, а мы ужинать сегодня будем? Так есть хочется, а в холодильнике наверняка ничего нет…
— Посмотри там, в моей сумке. Я бифштексы принесла. Разогрей, поешь. Там колбаса еще есть.
— Это что, объедки из нашего кафе?
— Варь, не говори ерунды…
— Да ладно! Это я так пошутить хотела. А тебе бифштекс разогревать?
— Нет. Я не буду. Что-то нехорошо мне, Варюша. На душе тревожно. Нет, куда он пошел на ночь глядя?
— Сама же говоришь — за пивом. Да придет, никуда не денется… Сейчас назюзюкается и придет, спать завалится.
Беззаботно махнув рукой, Варя направилась на кухню, и вскоре в комнату потекли аппетитные запахи разогреваемого в микроволновке мяса. Бася ощутила легкое головокружение, сглотнула слюну — действительно, поесть бы сейчас не мешало. И в то же время при мысли о еде тошнота подступила к горлу, прошел по телу легкий озноб тревоги. Встав со стула, она подошла к уставленному бутылками журнальному столику, потянулась было убрать с глаз долой это безобразие, но лишь махнула рукой — сил нет. Подойдя к окну, начала вглядываться в тихие июньские сумерки, опустившиеся на заросший шиповником двор. Слышно было, как в комнату вошла Варя, уселась перед включенным телевизором, как отхлебнула из кружки горячий чай.
— Да хватит тебе дергаться, Бась! — произнесла она с набитым ртом. — Иди, поешь лучше. Колбаска такая классненькая, сырокопченая… Ой, смотри скорее, Тимати с телками выступает! Правда, телки у него все лохушки? Вот я бы с ним рядом гораздо круче смотрелась… А что? Себя не похвалишь, никто больше и не похвалит…
— Не надо было нам его отпускать, Варюш! — тихо повернулась к ней Бася. — Он сочувствия от нас ждал, а мы…
— Ой, да брось! Ты, по-моему, только тем и занимаешься, что сплошное сочувствие к нему проявляешь. А я помню, как мама с ним обходилась — особо не цацкалась. Как посмотрит, как гаркнет — к ноге! — и он сразу лапки подожмет, ушки опустит и скулить начинает…
— Варвара! — сердито одернула падчерицу Бася. — Ты чего так об отце-то! И не стыдно тебе? Прекрати сейчас же!
— Да ладно… С ним так и надо, наверное. Чтобы из-под контроля не выходил. А что делать? Слабый нынче пошел мужик, неврастенический…
— И все равно, ты не имеешь права так говорить! Он тебе отец!
Варя резко вскинула голову, собираясь ответить, но тут же и отвлеклась на звук телефонного звонка. Они молниеносно переглянулись, потом обе бросились на его зов, но Бася успела-таки первой схватить трубку, крикнула в нее с ходу:
— Алло! Паша! Паша, это ты? Где ты? Что? Не поняла… Что, простите?
Растерянно моргнув, она уставилась на Варю и застыла, с силой прижимая трубку к уху. Потом сглотнула с трудом, тихо опустилась на диван рядом с падчерицей, произнесла убито, отвечая неведомому абоненту:
— Да… Да, здесь живет… Извините, а… что случилось? Ну да, я его жена, а что? Ну да, гражданская… А какая разница? Вы можете объяснить, наконец, что случилось? Да, да, я сейчас успокоюсь. Простите… что? Что вы сказали? Он… Он жив?!