— А ты что, вместе с бабушкой живешь?
— Да, с бабкой и с матерью. Вообще–то они вместе в этой комнате жили, у меня своя была. А сейчас обстоятельства изменились, я с бабкой жить буду.
— Почему?
— Слушай, а давай завтра лучше встретимся, и я тебе все расскажу…И твою проблему обсудим! Я могу прямо к тебе подъехать, могу обед приготовить, могу и с мамой твоей поговорить, если тебе так не хочется…
— Ну, хорошо, приезжай… — неуверенно протянула Люся.
— Ты когда дома будешь?
— Часов в шесть.
— Все, договорились. Я к шести и подъеду. Диктуй адрес!
А утром они с матерью дружно проспали. Шурочка заполошно бегала по квартире, путалась под ногами, все время что–то искала и никак не могла найти. Лицо ее было отекшим, волосы сухими вихрами торчали в разные стороны, под глазами образовались черные провалы. « Боже, боже, на кого я похожа!», — с ужасом причитала она, разглядывая себя в зеркало, — « И косметический лед у меня, как назло, закончился, и гимнастику сделать не успеваю…Боже, как я с таким лицом на люди–то покажусь!»
Забежав в офис, Люся, на ходу разматывая шарф, рванула к исходящему нетерпеливой трелью телефону: " Да! Здравствуйте… Помощник адвоката Петровской… Да, да. Я помню вас…Я обязательно все передам Ларисе Александровне, не беспокойтесь. Всего доброго… " Не успела она отдышаться, как телефон заверещал снова. На сей раз звонила сама Лариса Александровна, ее работодательница, адвокат Петровская — дама, приятная во всех отношениях, если по Гоголю, и обладающая всеми нужными для своей профессии качествами, если судить согласно требованиям нашего трудного времени : и суммой необходимых знаний, и напористостью, и хитростью пополам с обыкновенной женской стервозностью, и нехилыми актерскими способностями, которые все вместе и создавали классически обаятельнейший образ надежной защитницы, способной лихо разрулить любую самую сложную жизненную ситуацию — за хорошее вознаграждение, разумеется…
- Люсенька, ты почему вчера на работу не явилась? Ты только на три дня отпрашивалась, — с ходу начала выговаривать ей в трубку адвокатесса, — я тут без тебя зашиваюсь совсем…
- Да поезд опоздал, Лариса Александровна. И дома у нас неприятности — отец вчера ушел…
- Куда ушел?
- К другой женщине.
- Да что ты говоришь! Как интересно! — оживилась адвокатесса. — Я через часик приеду, и ты мне все–все в подробностях расскажешь!
Люся от всего сердца ругнула себя за болтливость – такую «манкую» тему зачем–то подкинула ей на язычок… Лариса Александровна действительно очень страстно любила обсуждать проблемы разводов, и не столько юридическую их сторону, сколько эмоциональную. Всегда давала советы своим клиентам, знакомым, знакомым знакомых, сладостно комментировала перипетии отношений бывших супругов, хотя сама замужем отродясь не бывала, а с проблемами развода сталкивалась только теоретически, так сказать, по факту, когда дело у бывших супругов доходило до раздела совместно нажитого имущества.
Включив чайник, Люся достала из шкафчика свою кружку, насыпала большую ложку растворимого кофе. Сахару в сахарнице не оказалось совсем. Ну конечно, ее ж не было три дня, а Лариса Александровна сама купить не соизволит–не царское это дело. И ни конфет нет, ни печенья. Пустые вазочки сиротливо стояли на подоконнике одна в другой, будто извиняясь за аппетит начальницы — большой любительницы сладкого.
«Придется пить без сахара», — загрустила Люся, глядя на исходящую паром кружку. — " А без сахара я не люблю. Горько…» Что ж делать, покупка чайно–кофейных атрибутов тоже входила в ее обязанности, так что обижаться ей было не на кого. Любишь — не любишь, а выбирать не приходится…
Утро прошло в обычных суетливых хлопотах, телефонных звонках, изучении накопившихся в ее отсутствие срочных документов с приклеенными на них яркими желтыми, написанными торопливой рукой адвокатессы записочками : переделать, срочно отвезти, позвонить–уточнить, заполнить…
Наконец в офис вплыла в распахнутом черном длинном пальто, в яркой красной шляпе с широкими полями ее работодательница. " Дыша духами и туманами, всегда без спутников, одна…» — ерничая, продекламировала про себя Люся, наблюдая, как та неторопливо снимает перед зеркалом свою шляпу.
- Ну и как, притащила за ухо из Уфы своего Глебку? — насмешливо спросила Лариса Александровна, слегка повернув к ней голову. — А что у вас там с отцом произошло? Давай рассказывай, а то у меня встреча с клиентом назначена, придет скоро…
- Да чего там рассказывать, — обреченно произнесла Люся, — Глеб будет жениться на другой девушке, отец ушел к другой женщине… Обыкновенные поступки обыкновенных мужчин.
- Ну уж не скажи! Почему это обыкновенные? Это подлые поступки! Зачем вот твой Глеб тебе три года голову морочил? Чтоб ты ему курсовые писала да рубашки стирала? Использовал тебя, как дурочку последнюю! А отец? Он вас с матерью хоть с чем–то оставил? Как вы жить вообще будете?
Стоя посреди маленькой приемной, Лариса Александровна разразилась в сторону Люси яркой, страстной и по–адвокатски аргументированной речью – куда там до нее Плевако, он и рядом не стоял… В этой ее речи определенно и четко прослеживались две основные темы: Люсина глупость по отношению к Глебу – раз, и Люсина глупость по отношению к отцу — два. Первая Люсина глупость, по мнению Ларисы Александровны, состояла в том, что Люся отдала себя Глебу авансом, полный расчет с него в виде синенького штампика в паспорте так и не заполучив. Вторая Люсина глупость состояла в том, что она не решила с уходящим к другой женщине отцом самый основной вопрос – квартирный. Лариса Александровна вообще считала этот вопрос исключительно щекотливым, хитрым и решающимся всегда в сторону женщины несколько несправедливо, потому как уверена была, что все в этой жизни должно быть поровну: если у семейного мужчины вдруг неземная любовь образовалась – пусть живет в шалаше, а брошенной супруге комфорт обеспечит на оставленной жилплощади, ей и без того, как говорится, хреново. Заканчивая свою пламенную речь, она просто–таки обязала Люсю немедленно бежать к отцу и тащить его побыстрей из квартиры выписываться, пока у него чувство вины не атрофировалось полностью:
— …И нельзя медлить ни минуты! – помахала она у нее перед носом толстым пальцем с будто вросшим в него золотым кольцом с крупным бриллиантом. – Подсуетись сама, спасай свое имущество! Мать–то, понятное дело, вся в слезах и соплях сейчас, ей не до этого… И не жди, когда новой его жене тоже через полгодика квартирного комфорта захочется! Я адвокат, я знаю, что говорю, у меня опыт…
Слушая ее, Люся, как обычно, сделала для себя правильный вывод: она никогда, никогда не будет таким адвокатом, как Лариса Александровна. Никогда она не полезет в душу своему клиенту так бесцеремонно, никогда не будет шуровать там, как у себя дома. Она вообще считала, что каждый человек имеет право на три просто обязательных табу: на свою душу, на свое время и на свою пусть маленькую, но сугубо личную территорию; отец еще смеялся всегда: с такими, мол, принципами, доченька, ты никогда и замуж–то не выйдешь. Да уж. Считать–то она считала, конечно, а вот отдала же Глебу и душу, и время, и территорию…