— Значит, он умный человек!
— Я его немного жалею. У них в семье жизнь была очень тяжелой. Мать — болезненная, характер у нее — отвратительный. Она нашла способ обороняться от действительности, возомнив себя лучше всего остального человечества. Это можно выдерживать долго, но иногда неизбежны срывы. И вот появился Дэвид — слабый и уязвимый. Бедный мальчик.
— И он считал себя лучше и выше доктора Кристоу?
— Он хотел бы уверить себя в том, что гораздо выше, но не достиг цели. Я думаю, что Дэвид хотел бы быть таким человеком, как Джон, и это еще одна причина, по которой Дэвид не питал к нему симпатии.
— Пуаро задумчиво покачал головой. Он заметил человека, который шел по берегу пруда и внимательно разглядывал землю.
— Этот человек, — громко сказал Пуаро, — один из сотрудников инспектора Грэнджа. У него такой вид, как будто он что-то ищет.
— Следы, без сомнения, какие-нибудь вещественные доказательства. Разве не это ищут все полицейские? Пепел сигареты, обгоревшие спички…
Генриетта произнесла эти слова с некоторым презрением.
— Правильно! — серьезно сказал Пуаро. — Все это разыскивают и, кстати, иногда находят. Но главное, мисс Савернейк — это то, как ведут себя люди, замешанные в деле, их манера держаться.
— Я не совсем вас понимаю.
Пуаро откинул голову, наполовину прикрыв глаза, и продолжал:
— Это все небольшие детали… Жест, взгляд, неожиданное движение.
Теперь он совсем закрыл глаза.
— Стало быть, вы думаете, что это я убила Джона? — медленно спросила Генриетта.
— Умирая, он произнес ваше имя, не так ли?
— Вы полагаете, что это было обвинение? Ошибаетесь.
— Тогда что же это было?
Носком туфли Генриетта рисовала на песке какие-то узоры.
— Неужели вы уже забыли, — очень тихо сказала она, — все, что я вам рассказала о… характере нашей связи?
— Это верно! Вы были любовниками. Покидая этот подлый мир, он последний раз повторил ваше имя. Очень трогательно.
Она бросила на Пуаро гневный взгляд.
— Эти насмешки необходимы?
— Я не шучу! Просто я не люблю, когда меня обманывают… а у меня такое впечатление, что именно это вы пытаетесь сделать.
Генриетта тихо произнесла:
— Я уже призналась, что не всегда говорю правду. Но прошу поверить, что, умирая, Джон произнес мое имя не для того, чтобы меня обвинить. Поймите, люди такого склада, как я, — это созидатели, они не способны разрушать, уничтожать жизнь! Я не смогла бы убить, поверьте, месье Пуаро! Это правда, чистейшая правда! И вы меня подозреваете только оттого, что умирающий прошептал мое имя? Он уже не ведал, что говорит…
— Доктор Кристоу прекрасно знал, что говорил! Его голос был таким же живым и отчетливым, как голос хирурга, который во время операции приказывает своему ассистенту подать ему нужный инструмент.
— Но… — Генриетте, казалось, не хватало слов, чтобы возразить. Пуаро продолжал:
— Я не думаю, что вы способны на преднамеренное убийство. Нет! Но вы могли выстрелить в момент гнева, и в этом случае, мисс Савернейк, ваша творческая фантазия помогла бы вам оградить себя от подозрений.
Генриетта резко встала. Очень бледная и взволнованная, она вдруг улыбнулась какой-то горькой улыбкой.
— А я думала, что вы мне симпатизируете.
Пуаро грустно вздохнул:
— Вот это-то меня и огорчает.
Когда Генриетта ушла, Пуаро продолжал свои размышления на прежнем месте, пока не увидел Грэнджа. Инспектор миновал пруд и решительной походкой направился в сторону вилл. Интересно, куда именно, подумал Пуаро.
Он поднялся и вернулся домой прежним путем. Если Грэндж собрался к нему, сыщик был бы непрочь выслушать его.
Однако у дверей «Покоя», он никого не застал. Пуаро бросил задумчивый взгляд в сторону «Голубятни». Он знал, что Вероника Крей не уезжала в Лондон.
Пуаро почувствовал, что его интерес к этой фигуре возрастает. Накидка из серебристой лисы, беспорядочно раскиданные коробки спичек, это внезапное вторжение в субботнюю ночь и, наконец, откровение Генриетты Савернейк относительно взаимоотношений Джона и Вероники Крей… Интересный получается рисунок, размышлял Пуаро. Да, именно так: рисунок.
Узор из причудливо переплетенных страстей и воль. Странный узор, с пронизывающими его темными нитями вражды и вожделения…
Убила ли Герда Кристоу своего мужа?
Или все не так просто?
Пуаро думал о своем недавнем разговоре с Генриеттой и решил, что все не так просто.
Генриетта почему-то заключила, что он подозревает ее в убийстве, но он этого не сказал бы. Пуаро был уверен лишь, что она что-то знает. Но что?
Неудовлетворенный, он покачал головой.
Сцена у пруда была, несомненно, поставлена. Поставлена с умыслом. Кем? И для кого?
Он имел веские основания подозревать, что ответом на второй вопрос является, скорее всего, звучание его собственного имени. Именно так решил тогда.
Однако он думал, что это дерзкая шутка.
Это оказалось дерзостью, но далеко не шуткой.
А ответ на первый вопрос?
Пуаро снова покачал головой. Он не знал его. Более того, не имел ни малейшего представления о том, каким может быть этот ответ.
Полузакрыв глаза, он поочередно вызывал перед мысленным взором всех участников разыгранного перед ним действа. Сэр Генри — ответственный, доверенный администратор, опора империи. Леди Эндкателл — уклончивая, неуловимая, неожиданно и обезоруживающе чарующая, с непреодолимым обаянием ее незаконченных мыслей. Генриетта Савернейк, которая любила Джона Кристоу больше, чем себя самое. Мягкий и пессимистичный Эдвард Эндкателл. Смуглая, жизнерадостная девушка по имени Мидж Хардкастл. Испуганное, изумленное лицо Герды Кристоу, сжимающей в руке, револьвер. Ранимая личность юного Дэвида Эндкателла…
Вот они все, запутавшиеся в сетях закона, властно вмешавшегося в их жизнь. На какое-то время — теперь уже против желания — сведенные вместе и связанные неумолимыми последствиями внезапной и необъяснимой смерти. И у каждого по-своему осмысленная трагедия, собственная версия происшедшего.