— Демидов! — закричал он, обращаясь к подполковнику. — Главный стоит на поле. Их там двое. Тот седой. Ты меня слышишь, он седой! Седой!
Офицер выхватил рацию. В салоне шло настоящее побоище. Слышались крики, что-то трещало, ухало, раздались два выстрела. Литвинов, повалив Рожко, бил его, вкладывая в эти удары всю свою силу, всю ненависть. Он узнал пистолет Рожко. Это был тот самый «магнум», перепутать который с другим оружием было невозможно.
Внезапно кто-то навалился на Литвинова. Это был Кислов, наконец-то пришедший в себя. Он попытался оттащить Литвинова, но не рассчитал и упал на противника, покатившись с ним по полу. Рожко метнулся к пистолету. Но Резо успел вовремя, он выстрелил по пистолету, оружие отлетело далеко в сторону. Рожко толкнул Кислова на Резо, тот упал, а Рожко прыжками помчался к своему оружию. Резо понял, что не успеет его остановить. Ему мешал подняться упавший на него Кислов. Рожко уже схватил пистолет, обернулся и навел пистолет на цель. И в этот момент прогремели четыре выстрела. Стрелял Литвинов. Он целил прямо в грудь своему противнику. Мстил за своего учителя, за Семена Алексеевича, ему майор не оставлял никаких шансов — стрелял в спину.
Слепнев и его напарник майор Брылин все еще стояли на летном поле. А к ним уже со всех сторон спешили машины.
— Что будем делать, полковник? — спросил Брылин. — Стрелять?
— Дурак, — сказал Слепнев, — бросай пистолет. Знаешь, сколько людей мечтает, чтобы мы с тобой героически погибли?
Вот, собственно, и все. Я лично застрелил убийцу Семена Алексеевича. Кстати, на квартире Рожко нашли и мои деньги, которые мне до сих пор не вернули. Говорят, они нужны в качестве вещественных доказательств.
Что было потом — знает весь мир. Деньги, предназначенные для вывоза из страны, обнаружили в контейнерах питания. Скандал был грандиозный. Все газеты об этом писали. Руководитель администрации подал в отставку. Директор ФСБ был уволен с работы. Адвокатам, правда, удалось доказать, что все делалось по инициативе «сошек» — Слепнева, Брылина и членов их группы. Им впаяли довольно солидный срок. Двое банкиров, выделившие деньги, были арестованы, но их довольно быстро отпустили, говорят, не было доказательств «злого умысла». Или у них оказались адвокаты получше. Ну действительно, какой злой умысел в переводе денег в Швейцарию? Кстати, все потом начали отказываться от такой суммы, словно это была корзинка с малиной.
Беспалова посадили в тюрьму, дали, правда, какой-то смешной срок, и он вышел по амнистии. Поскольку все наши руководители отказались от этих денег, то получилось, что они вроде бы лично принадлежат Беспалову и Облонкову. Облонкова сажать не стали, просто выгнали со службы. Кстати, выгнали и меня. Заодно. Никто не поставил мне в заслугу, что это именно я помог обнаружить те деньги. Новый начальник службы вызвал меня и сказал, прямо глядя в глаза:
— Подавай-ка заявление, Литвинов, мне внутренние Пинкертоны не нужны.
Ну я и подал заявление. Сейчас работаю в некой фирме начальником службы безопасности. У Резо дела налаживаются. Он внутренне стал совсем другим человеком. Регулярно ходит в церковь. Его жена, с которой я познакомился, говорит, что он очень набожен. Семена Алексеевича и Виталика похоронили рядом. Я часто навещаю их могилы. Посадили вокруг елочки, и мне иногда кажется, что деревца тянутся друг к другу.
Чупиков довольно быстро поправился. Демидову дали полковника. Рассказывают, что это было личное ходатайство начальника МУРа. Приятно знать, что есть такие мужики, как он. А вот с Сашей Лобановым не все ладно, он так и не пришел в себя после того удара автомобилем. Парень уволился из прокуратуры и сейчас работает адвокатом вместе с Чупиковым. Говорят, что заключенные ему верят и уважают. У них ведь в тюрьме про каждого все известно. Там ничего не скроешь.
Наши политики, конечно, тоже один за другим отказывались от этих «бешеных» денег. Мне особенно запомнилось выступление руководителя межбанковского объединения «Савой». Выступая по телевизору, он назвал случившееся позором, фактом, который несомненно будет иметь весьма далеко идущие последствия. Поговаривают, что ему предложат стать премьер-министром после новых выборов. Может, он действительно что-нибудь исправит в нашей политической системе. Хотя вряд ли исправит. Мы приговорены быть избирателями, а они приговорены быть избираемыми. Таков порядок вещей. Эти сосуды не сообщаются между собой. Мы живем в разных мирах. И у каждого свой срок — срок приговоренных. К чему?
Самое главное, что все кончилось благополучно для Игоря. Немецкие врачи сотворили чудо. Алена, приехав из Берлина, привела ко мне Игоря и весь вечер проплакала, рассказывая, какая сложная операция была у мальчика. Зато теперь они обещали ему сто лет жизни. Она даже разрешила ему какое-то время побыть со мной в моей однокомнатной квартире. Именно так — однокомнатной. Я съехал со своей старой квартиры. Формально Провеленгиос был прав, я подписал договор и должен был его выполнять. Поэтому и съехал на три года со своей квартиры, поселившись в однокомнатной.
Игоря я уложил на своей кровати, а себе постелил на полу. Какая разница, где спать. Вы знаете, какое самое большое счастье на свете? Так вот: это когда Твой сын посапывает на твоей кровати, а ты лежишь рядом и смотришь на маленького мужчину, так похожего на тебя. Нет ничего в мире лучше. И никакие миллионы не стоят даже одной такой ночи. Это я теперь точно знаю.