— Я смогу вынести все, что выпадет на мою долю, — тихо произнесла она, — но если вы хотите услышать мольбу о пощаде, то напрасно.
Он отпустил ее руку, вое еще сжимающую полог палатки, и, дотронувшись до левой щеки девушки, нежно развернул ее лицом к себе.
От прикосновения ненавистных рук Элизабет оцепенела.
— Кто ты? — чуть слышно прошептал Майлс. Элизабет расправила плечи, выпрямилась, и ненависть засверкала в ее глазах.
— Я ваш враг. Меня зовут Элизабет Чатворт. На его лице мелькнула и быстро исчезла тень. Прошло некоторое время, прежде чем Майлс отнял руку от ее щеки и, сделав шаг назад, отпустил ее запястье..
— Можешь оставить топор, если чувствуешь себя с ним в большей безопасности, но я не могу позволить тебе уйти.
И, словно давая ей возможность расслабиться, он повернулся к ней спиной и направился в глубь палатки.
Одно мгновение — и Элизабет выскользнула из палатки, но в ту же секунду Майлс оказался рядом, вновь держа ее за руки.
— Я не могу позволить тебе уйти, — повторил он более твердо. Его глаза оглядывали ее обнаженное тело сверху вниз. — Твое одеяние совсем не подходит для побега. Вернись в палатку, а я тем временем пошлю кого-нибудь купить тебе одежду.
Элизабет отпрянула от него. Солнце уже садилось, и в сумерках он выглядел еще более смуглым.
— Не нужна мне ваша одежда. Мне ничего не нужно от Монтгомери. Мой брат…
— Не упоминай при мне даже имени твоего брата. Он убил мою сестру.
Монтгомери сжал ее запястья и слегка потянул на себя.
— А теперь я настаиваю, чтобы ты вошла в палатку. Мои друзья скоро вернутся, а мне бы не хотелось, чтобы они застали тебя в таком виде.
Сохраняя твердость духа, Элизабет спросила:
— Какое это имеет значение? Разве среди мужчин вашего круга не принято после насыщения отдавать пленниц своим рыцарям для забавы?
Она не была уверена, но ей показалось, что какое-то подобие улыбки мелькнуло на губах Майлса.
— Элизабет, — начал он и, помолчав, продолжил: — Зайдем в палатку и поговорим там.
Он повернулся в сторону темных деревьев, растущих неподалеку.
— Гай! — заорал он так громко, что Элизабет вздрогнула.
На поляне моментально появился великан. Окинув взглядом Элизабет, он посмотрел на Майлса.
— Пошли кого-нибудь в деревню, пусть найдут там подходящую женскую одежду. Денег не жалейте.
Интонации его голоса были совершенно иными, чем когда он разговаривал с Элизабет.
— Отправьте меня с ним, — быстро сказала Элизабет. — Я поговорю с братом, и он в благодарность за то, что вы отпустили меня целой и невредимой, положит конец вражде между Чатвортами и Монтгомери.
Майлс обернулся и сурово посмотрел на девушку:
— Не унижайся, Элизабет.
Поддавшись порыву ненависти, Элизабет вновь подняла топор и занесла его над головой Монтгомери. Одним отработанным движением он выбил топор у нее из рук, отшвырнул его в сторону, а затем подхватил девушку на руки.
Она не стала вырываться и сопротивляться, чтобы не доставлять ему удовольствия, а вместо этого застыла, с отвращением чувствуя всем своим телом прикосновение его одежды. Лисья шкура сбилась, обнажив прижатую к его телу ногу.
Майлс внес Элизабет в палатку и бережно опустил на одну из кроватей.
— Стоит ли переживать из-за одежды для меня? — прошипела — она. — Возможно, вам следовало бы совокупиться прямо в поле, что более подходит для таких животных, как вы.
Повернувшись спиной, Майлс налил из серебряного сосуда, стоявшего на столе, два бокала вина.
— Элизабет, — сказал он, — если ты будешь и дальше просить меня заняться с тобой любовью, в конце концов я не устою перед таким соблазном. — Отойдя от стола, Майлс опустился на табуретку в нескольких футах от нее. — У тебя был долгий день, и ты, должно быть, устала и проголодалась. — Он протянул ей полный бокал вина.
Элизабет оттолкнула его руку, выплеснув вино на роскошный ковер, устилавший пол.
Майлс равнодушно взглянул на ковер, затем неторопливо допил бокал с вином.
— Как прикажешь с тобой поступить, Элизабет?
Не поднимая глаз, Элизабет села в кровати, тщательно укрыв ноги. Нет, она не станет уговаривать и ублажать его, если он считает, что это унизительно.
Выждав паузу, Майлс поднялся и, придерживая рукой полог палатки, вышел. Элизабет услышала, как он приказал принести кувшин с горячей водой.
В отсутствие Майлса Элизабет думала о побеге: ведь должен когда-нибудь Майлс лечь спать, а как только он заснет — она сбежит. Однако стоит подождать, пока не принесут что-нибудь из одежды.
Майлс не позволил слуге внести воду в палатку, а сделал это сам и поставил кувшин около кровати.
— Вода для тебя, Элизабет. Я подумал, тебе захочется умыться.
Скрестив руки на груди, Элизабет отвернулась:
— Мне ничего от вас не нужно.
— Элизабет, — сказал он, и в его голосе послышались нотки отчаяния. Присев рядом с девушкой, Майлс взял ее за руки.
— Я не собираюсь причинять тебе зло, — произнес он ласково. — Ни разу в жизни я не поднимал руку на женщину и не собираюсь делать этого сейчас. Но я не могу позволить тебе вскочить на лошадь и почти голой скакать верхом по окрестностям. Не пройдет и часа, как ты окажешься в лапах разбойников.
— Могу ли я надеяться, что вы лучше их? —
На мгновение ода слегка сжала его руку, и в ее глазах мелькнули искорки надежды. — Вы вернете меня брату?
Напряженный взгляд Майлса почти испугал ее.
— Я… подумаю.
Элизабет оттолкнула его руки и отвернулась.
— Разве можно было ожидать от Монтгомери иного? Оставьте меня. Майлс поднялся;
— Вода остывает.
Она взглянула на него, чуть улыбнувшись.
— Зачем мне умываться? Для вас? Вам нравятся только чистые и благоухающие женщины? Если это так, то я ни за что не буду мыться. Пусть лучше я обрасту грязью и стану походить на нубийскую рабыню, пусть лучше в моих волосах ползают вши и прочие твари!..
Прежде чем ответить, Майлс внимательно посмотрел на Элизабет.
— Вокруг палатки люди, я тоже буду снаружи. Если ты попытаешься сбежать, тебя вернут. — Сказав это, он вышел.
Как Майлс и предполагал, сэр Гай ждал его около палатки. Майлс кивнул ему, и великан последовал за ним в лес.
— Я послал двоих слуг за одеждой, — сообщил сэр Гай.
Когда умер отец Майлса, мальчику было всего девять лет. Перед смертью старший Монтгомери пожелал, чтобы сэр Гай позаботился о малыше, который иногда даже в собственной семье чувствовал себя чужим. Майлс общался с сэром Гаем наравне с остальными родственниками.