Однажды ночью, когда они лежали в объятиях друг друга, удовлетворенные и покрытые капельками пота, Тирль спросил ее, как она чувствует себя, живя вместе с ним.
— Разве ты не видишь, что я чувствую себя абсолютно свободной и раскрепощенной. У меня будто крылья выросли. Твоя жизнь всегда была безоблачной, и ты не представляешь, что значит чувствовать себя, по сути, пленницей. Ты такой мягкий.
— Это только сейчас. А вообще-то не такой уж я и мягкий, — пробормотал он немного обиженно.
— Да нет, глупый гусь, я не бесхарактерность имею в виду. Я хотела сказать, что ты не злобный и не жестокий по натуре, и ненависть для тебя ничего не значит.
— Это звучит так, как будто я и не мужчина вовсе, а пустое место. Но ты же видела шрамы на моем теле. Я в любом бою не дрогну.
— В турнирном бою — да, но способен ли ты убивать? Сможешь ли ты посмотреть в глаза человеку, а потом хладнокровно уничтожить его?
Он взял ее руки в свои.
— Я убью любого, кто посмеет хоть пальцем тебя тронуть.
— В этом случае, возможно, — вздохнула она, не зная как еще попытаться втолковать ему, что имеет в виду. Он понятия не имел, что такое — сгорать от ненависти. Слово «ненависть» было для него пустым звуком, тогда как другие ради нее готовы истребить все живое на своем пути.
— А ты сможешь посмотреть в глаза человеку и убить его? — в свою очередь спросил он.
— Если он из Говардов, — выпалила Зарид, совершенно не подумав, и потом пришла в ужас от того, что наделала.
— Я — Говард, — спокойно сказал Тирль. — Так ты в состоянии посмотреть мне в глаза и убить?
Зарид не знала, как оправдываться. Но о каком убийстве может идти речь? Или все-таки может? Если бы он угрожал расправой одному из ее братьев, как бы она поступила?
Она передернула плечами, потом посмотрела на него.
— Я уже много раз смотрела тебе в глаза, убивая тебя при этом. У тебя выносливости — ноль. Ты — тюфяк и рохля, который пищит: «Довольно!» всего лишь после нескольких часов непрерывного совокупления. А мы, Перегрины… — Ей пришлось прервать свою тираду, потому что он снова начал целовать ее.
Это случилось в середине третьей недели, когда счастью и беспечному существованию Зарид пришел конец. Уже давно рассвело, но за последнее время она так обленилась, что даже не собиралась вставать. Однако ее покой внезапно нарушил один из людей Тирля, вихрем ворвавшийся в комнату.
Его лицо было багровым от напряжения, на лбу вздулись вены, он задыхался так, что едва смог выговорить:
— Они приближаются.
Зарид приподнялась, протирая глаза. Она так привыкла к беззаботной жизни, что опасность казалась ей чем-то далеким, нереальным, давно забытым. Она видела, как Тирль кивнул.
— Сколько их? — спросил Тирль.
— Сотни. И вооружены до зубов.
Тирль кивнул опять.
— Поднимай людей. Но помни приказ: оружия не применять. Теперь предводители этой армии — мои родственники, и я не хочу кровопролития.
При упоминании о крови с Зарид моментально слетел сон. Она села, подтянув к груди одеяло.
— А что произошло?
Тирль отпустил посланника, потом повернулся к жене.
— Твой брат наступает на нас во главе армии. Думаю, он собирается убить меня и забрать тебя домой.
Кровь словно застыла в жилах Зарид, она не вымолвила ни слова. Потом подвинулась к краю кровати, намереваясь соскочить на пол, но Тирль удержал ее за руку.
— Эй, куда это ты собралась?
— Я пойду навстречу брату. Я не позволю убить тебя. Ты столько хорошего для меня сделал. Его рука сжала ее плечо.
— Я сделал для тебя много хорошего несмотря на то, что я Говард. — Его голос звенел сарказмом. — А теперь ты собираешься бросить меня.
— Я собираюсь предотвратить резню! — крикнула она.
— Ты собираешься лично заняться этим? — мягко переспросил он, делая упор на «лично».
— Да. — Ее мозг лихорадочно работал. — Я скажу ему, что сама хотела выйти за тебя замуж. Скажу Рогану, что была ослеплена страстью. Это он должен понять. Хотя мой брат считает, что кодекс чести — превыше всего. Он бы никогда не позволил страсти завладеть собой настолько, чтобы позабыть из-за этого о чести и сделать то, что сделала я. Он бы скорее умер, чем женился на ком-то из семьи его заклятых врагов. Враги останутся для него только врагами до конца дней. Судьба врага его никогда не будет волновать, как… как меня.
Тирль хранил напряженное молчание все время, пока она изливала на него этот поток красноречия. Он просто смотрел на нее.
— Ты что, так и намерен сидеть тут целый день? — набросилась она на мужа. О том, что это, возможно, их последний день вместе и что ей больше никогда не суждено увидеть его снова, Зарид старалась не думать. Она была уверена в том, что брат никогда не позволит ей остаться с Говардом. Роган будет настаивать на расторжении брака и добьется его, заявив, что сестра вышла замуж без его, опекуна, разрешения.
— Почему ты так странно смотришь на меня?
— Ты все еще продолжаешь видеть во мне Говарда, а не просто человека. Ты считаешь меня полной размазней, но в то же время думаешь, что твой бешеный братец абсолютно всесилен. Неужели ты не понимаешь, что не все проблемы можно решить путем применения грубой силы?
Она покачала головой.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда брат приставит к твоей груди клинок, как раз напротив сердца. — Она подбежала к сундуку и вынула оттуда одежду, которую ей в свое время одолжил поваренок, а затем начала быстро натягивать ее.
— Нет! — Тирль спрыгнул с постели. — Ты больше не мальчик. Слышишь? Ты не мальчишка из семьи Перегринов. Ты женщина из семьи Говардов.
— Ничего подобного! — возмутилась она, швыряя одежду на поя. — Не смей называть меня Говардом. Я не Говард и никогда им не стану. Говарды — мои враги.
Он подошел к ней и обвил ее руками.
— Тише, тише, любовь моя. Все будет хорошо. И не бойся ничего. Я ни за что не отдам тебя твоему брату. Она рванулась из его объятий.
— Он будет сражаться с тобой! Ну как ты не понимаешь! Мои братья ненавидят Говардов. За право прикончить тебя Роган готов заплатить даже собственной жизнью. Только я могу остановить его, но для этого я должна выйти к нему.
Он улыбнулся.
— Выходит, как ни крути, идти тебе придется. Но только рядиться в эти тряпки я не позволю. Прошли те времена, когда ты бегала в облике мальчика. Наденешь то платье, помнишь, вытканное золотом. Ты дашь понять своему брату, что стала женщиной.
— Единственное, что я ему этим докажу, — это то, что на деньги Говардов можно купить кучу платьев, стоимость каждого из которых превышает доход со всех поместий Перегринов, — пробурчала Зарид. Она была задета, очень задета тем, что его, казалось, совершенно не заботит, что, быть может, они скоро расстанутся навсегда. Она пойдет к своему брату, а ее брат… Боже» ей даже подумать страшно о том» какое наказание ее ожидает за то, что она сделала.