– Лев, я… – прошептала она и потеряла сознание. Ранулф схватил ее в объятия, откинул голову и издал боевой клич.
Примчавшийся Сэнневилл сначала не заметил маленькую фигурку, пришпиленную к груди господина жуткой булавкой.
– Сломай ее, парень! Не стой, как болван! – дрожащим голосом велел Ранулф. К счастью, в этот момент появился Хьюго, мгновенно сообразил, что делать, и решил охранять господина со спины. Сэнневилл сломал оперенную часть стрелы, стараясь не смотреть на безжизненное лицо Лайонин.
– Ты можешь высвободить наконечник? Мы нанизаны, как на вертел.
– Да, милорд.
Сэнневилл поднял трясущуюся руку.
– Фиц-Уоррен! – скомандовал Ранулф. – Сделай это вместо него. Быстрее! Она начинает приходить в себя. Не хочу причинять ей ненужную боль.
Хьюго ловко просунул пальцы между телами Лайонин и Ранулфа. Стрела вошла глубоко и запуталась в звеньях кольчуги. Оказалось, что очень сложно выкрутить наконечник, не затронув древка.
– Сделано, милорд, – пропыхтел наконец Хьюго. – Я возьму миледи и сниму ее с этой штуки. Держите стрелу покрепче, чтобы древко не шевелилось.
Ранулф схватился за древко, и Хьюго осторожно оттащил Лайонин. Ранулф выдернул стальной наконечник, злобно швырнул на землю и подхватил Лайонин. Из ее плеча фонтаном брызнула кровь, заливая кольчугу мужа.
– Ранулф, – прошептала она, – мне больно. Плечо болит. Ты не ранен? Стрела не пронзила тебя?
Не отвечая, он быстро шел к шатру.
– Что случилось? Она в обмороке! – закричала Мод, но тут же онемела при виде крови, продолжавшей литься из раны. – Я позабочусь о ней, – пообещала женщина, когда Ранулф осторожно уложил жену на постель.
– Нет! Иди! Мне не нужна помощь. Принеси воды и чистую ткань и оставь нас.
Мод вышла из шатра, и Ранулф повернулся к жене. Глаза ее были открыты, но она, похоже, ничего не видела. Он взял кинжал, осторожно срезал с нее одежду и укрыл бархатным покрывалом. Когда Мод принесла воды, он промыл и забинтовал рану, после чего уселся рядом с Лайонин.
– Милорд, – спросил стоявший у входа Хьюго. – Она в сознании?
Ранулф повернулся к нему. Глаза его блестели, лицо и тело все еще были покрыты грязью и засохшей кровью.
– Да. Все в порядке. Особенно для женщины, защитившей мужа собственным хрупким телом. Валлиец, который послал стрелу…
– Мертв. Малард о нем позаботился. Битва закончена и выиграна, – сообщил Хьюго и взглянул на бледную женщину. – Мы всю ночь будем молиться за нее, – сказал он перед уходом.
Ранулф кивнул.
Настала ночь, но он не отходил от ее постели и непрестанно молился. И даже не заметил, как Мод расставила по шатру свечи.
– Ранулф…
Услышав шепот, Ранулф встрепенулся и погладил ее лоб, впервые заметив, как он горяч.
– Лежи тихо, любимая, и не разговаривай.
– Ты так и не снял доспехи, – тихо сказала она, коснувшись железных звеньев на его запястье.
– Да, но это не важно.
– Ты не сердишься на меня?
– Очень сержусь, но подожду, пока ты оправишься, чтобы как следует тебя отругать.
– Я не хотела ослушаться. Просто увидела лучника и поняла, что сейчас он тебя убьет. Я кричала, но ты меня не слышал.
– Поэтому ты решила стать моим щитом, – резко бросил он.
Она шевельнулась, и левая рука коснулась того места над сердцем, где кольчуга была разорвана и запятнана кровью.
– Не сделай я этого, ты бы погиб.
– Да, любимая. Ты спасла мне жизнь. Не знаю только, почему.
– Я люблю тебя, Лев, полюбила с первого взгляда и всегда буду любить. Причина только в этом.
К утру Лайонин металась в жару. Ранулфу несколько раз пришлось подхватить ее, иначе она упала бы с узкого топчана.
– Милорд, вам нужно поесть, – заметил Хьюго, когда еду в очередной раз унесли нетронутой. – Этим вы миледи не поможете.
Граф рассеянно стал жевать, не отрывая глаз от жены.
У него было время, много мучительных часов, чтобы поразмыслить о девушке, лежавшей перед ним с пылающим в лихорадке лицом. Сколько раз она твердила, что любит его? А он презрительно усмехался в ответ на ее клятвы. Он знал, как она горда. И все же бедняжка последовала за ним, после того как он ударил ее, запретил показываться на глаза и велел, чтобы она убиралась из Мальвуазена…
Он намочил ткань в теплой воде и осторожно вытер ее лоб. Нежно коснувшись рта, он вспомнил кровь на ее губах после той пощечины и поморщился от отвращения к самому себе. Как он мог так унизить ее?
Она лежала, не шевелясь, словно мертвая. Он поднес к губам маленькую горячую ладошку.
Он любил ее когда-то.
Нет, не так. Совсем не так! Он полюбил ее сразу, с того момента, как увидел, с той минуты, когда она посмотрела на него сияющими зелеными глазами. Почему он забыл те первые дни?
Он вдруг вспомнил Джайлза и свою первую жену. И внезапно все стало так ясно! Джайлз был безумен. Он сам призывал смерть и использовал Ранулфа как орудие наказания, а Ранулф поверил ему, а не Лайонин! Достаточно было взглянуть на мальчишку, чтобы увидеть неестественный блеск его глаз. Разве Лайонин не заметила боль в глазах Ранулфа при первой встрече? Ту же боль, какую наверняка увидела у Джайлза…
Только теперь он начал понимать, как был несправедлив к ней, как оскорбил и обидел. Она похожа на Изабель не более, чем он – па Джеффри. Разве можно их сравнивать? Изабель не клялась ему в любви. Только в ненависти.
– Ей не лучше?
Ранулф не слышал, как Хьюго вошел в шатер.
– Нет.
– Наши люди молятся за нее. Они уже успели полюбить ее и восхищаются ее отвагой.
Ранулф повернул к нему почерневшее от горя лицо.
– И чем поможет ей их любовь теперь, когда она близка к смерти? Почему они не любили ее в гуще битвы, когда ей пришлось защищать мужа собственным телом? Отчего никто не помешал ей поехать в это путешествие? Почему…
Он осекся, когда Хьюго положил руку на его плечо и, закрыв лицо ладонями, дал волю слезам, так долго копившимся в груди.
– Пить…
Ранулф сидел неподвижно, полузакрыв глаза, и не услышал слабого шепота. Вот уже пять дней, как он не покидал шатра, и в последние три дня не съел ни крошки. И очень ослаб. Скорбь и раскаяние пожирали его.
– Пить, – повторила Лайонин.
Ранулф встрепенулся. Глаза жены были открыты. Еще секунда – и он пришел в себя настолько, чтобы обнять ее и поднести к губам кружку с прохладной водой.