Черный Лев | Страница: 44

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Лайонин смущенно покраснела и огляделась, боясь, что их подслушивают.

– Наверное, остальные гости смотрят на нас и думают, что мы новобрачные. Но мы так давно женаты, что должны были бы уже надоесть друг другу и завести возлюбленных.

Он с такой силой сжал ее запястье, что она поморщилась от боли.

– Не смей так говорить!

– Ранулф, я шучу. Ты делаешь мне больно! Я и не думаю смотреть на других мужчин! Неужели не видишь, что я не всерьез.

Он отпустил ее.

– Прости, но я не могу смеяться над подобными вещами.

– Когда-нибудь ты расскажешь мне, кто ранил тебя так сильно? Кто причинил столько боли?

Ранулф, не ответив, отвел взгляд.

До конца обеда оба молчали, но потом к Ранулфу вернулось хорошее настроение. Она проводила его к шатру, где уже с нетерпением ожидал Брент. Ранулф целомудренно поцеловал жену в щеку, и она вернулась на трибуны, к Беренгарии.

Начались состязания по метанию копья. Победителями оказались граф Гилберт де Клер и один из рыцарей Роберта де Вира.

Ранулф появился в коротком одеянии цветов Мальвуазена и продемонстрировал необычайную меткость в стрельбе из валлийского лука. Лайонин показалось, что женщины чествовали его с особым рвением. Беренгария даже посмеялась над хмурым видом подруги. Толпа сервов и свободных людей, не сдерживаемая правилами рыцарства, громогласно приветствовала Черного Льва, ибо он был одним из самых любимых рыцарей простонародья. Он радостно помахал им. Лайонин встала и направилась к шатру Ранулфа.

– Понравилась тебе моя стрельба? – спросил он с улыбкой. – Брент не знает, кому верить: отцу или новому господину. Думаю, он все же согласится со мной, как считаешь?

– Ты, конечно, прав. Ведь сумел же перетянуть меня на свою сторону.

Он посадил ее себе на колени и поцеловал.

– Да, и очень этому рад. Больше, чем победе над Брентом. Что скажешь, если мы пропустим обед и останемся в шатре?

Он заглушил ее протесты поцелуем, и ей не оставалось ничего другого, кроме как покориться и отдаться его ласкам. Они любили друг друга так страстно, словно пробыли в разлуке годы, а не полдня. Позже они долго лежали в объятиях друг друга.

– Ты околдовала меня. Как я выиграю завтра турнир, если не могу думать ни о чем, кроме тебя?

– Мне все равно, выиграешь ты или нет. Останься со мной, и мы будем смотреть на схватку с трибун.

Он взял ее за плечи и отстранил:

– Ты обесчестишь меня! Черный Лев должен сражаться, или потеряет людей, которые повсюду следуют за ним.

Лайонин пристыженно опустила голову.

– Кстати, – продолжал он, – как там дела у Дейкра с новобрачной?

– Ты находишь ее хорошенькой?

– Изумительной.

– Значит, она красивее меня?

– Гораздо. Ты просто кляча в сравнении с ней, – объявил он и только рассмеялся, когда она ударила его в грудь.

На следующее утро она проснулась рано и медленно повернула голову, чтобы взглянуть на спящего рядом Ранулфа. Одна рука запуталась в ее волосах, другая обнимала ее за талию. Она улыбнулась при мысли, что даже во сне он не желает с ней разлучаться.

– Похоже, ты задумала какую-то дьявольскую проделку.

– Нет, я просто смотрю на тебя. Она подвинулась ближе и обняла его.

– Мы скоро вернемся домой?

– Вижу, ты не меньше меня устала от двора. Что скажешь, если мы завтра с утра уедем в Мальвуазен?

Она радостно чмокнула его в губы.

– Жду не дождусь, когда мы тронемся в путь. Он подтолкнул ее на перину и лег сверху.

– А какие развлечения ты планируешь для меня? Заранее говорю, ничто не сравнится с твоим танцем.

Она ответила лукавым взглядом и провела ладонями по его телу, пока не нашла то, что искала.

– Ты так думаешь? – прошептала она за миг до того, как им стало не до разговоров.

Сидя на трибунах, она с трепетом вглядывалась в противников Ранулфа. Сам он был великолепно одет в посеребренные доспехи. Привязанная к шлему лента, копия львиного пояса, развевалась на ветру.

В этих состязаниях допускались по три схватки с каждым противником. Конский топот, треск ломающихся копий, вопли и свист толпы оглушали ее. Мужчина, так уверенно сидевший на вороном жеребце, казался ей незнакомцем. Куда девался смеющийся, нежный, добрый муж, с которым она делила часы наслаждения? Его место занял грозный, непобедимый воин короля – Черный Лев. Теперь она не удивлялась тому страху, который он вселял в души многих.

На этот раз не стали делать перерыв на обед: вместо этого слуги разносили еду и напитки сидевшим на трибунах. Собравшиеся с аппетитом ели, пили и криками поощряли состязавшихся. Лайонин разрумянилась от гордости за людей Мальвуазена: ни один не был выбит из седла.

Рыцари-наемники требовали большой выкуп за каждого побежденного, и не один бедный рыцарь стал богаче в этот день. Несколько раз Лайонин мельком видела Брента: взъерошенного, возбужденного и чумазого.

Леди Элин, мать Брента, подошла к ней, чтобы поблагодарить за озорника-сына, которого, кроме Лайонин, никто не хотел брать в дом, и, смеясь, пересказала все истории о лорде Ранулфе, которые поведал им мальчик, заверив, что он уже обожает господина.

Турнир закончился поздно. Лайонин и Беренгария посмеивались над молодыми девушками, оставшимися в одних туниках: всю остальную одежду они побросали на ристалище как сувениры любимым рыцарям.

Присутствующие стали расходиться. Шатры уже были сложены, и подруги вернулись в замок.

Открыв дверь отведенной им спальни, Лайонин услышала журчание воды. Оказалось, что Ранулф уже сидит в огромной лохани, наслаждаясь купанием.

– Иди потри мне спину. Я рад, что теперь смогу заняться другими делами.

Лайонин радостно кивнула.

– Не боишься намочить одежду? Я имею в виду не только рукава, – улыбнулся он, и Лайонин мгновенно очутилась в лохани, прижатая к груди Ранулфа. Вода выплескивалась на пол, образуя лужи. Но они только смеялись, лаская друг друга.

Вечером того же дня, на прощальном пиру, не многие могли похвастаться такой телесной чистотой, как эти двое.

Главный сокольничий короля принес в зал несколько соколов, и после первых двух блюд громко зазвучали трубы. Слуги притащили в зал дюжину гигантских пирогов. Едва их разрезали, к потолку взвились стаи живых птиц. Поднялась суматоха, сопровождаемая рукоплесканиями и криками. Соколы набросились на беззащитных птиц, и гости, прикрывая руками головы, с опаской поглядывали на хищников.

Наконец все закончилось, соколов убрали, но в зале по-прежнему царило волнение. Теперь гостей развлекали танцовщицы, и шутки становились все громче и грубее.