Единственным, о чем в это время подумала Берни, было то, что пляжному повесе лучше бы убраться восвояси до ее возвращения.
— Идите со мной, — сказала женщина. И Берни последовала за ней.
Туман, окутывавший их, рассеялся. Спустя некоторое время женщина остановилась у подобия арочной двери, также сделанной из двадцатичетырехкаратного золота. Над аркой вывеска: «Неверие».
— Полагаю, вам нужно сюда. — С этими словами женщина отступила назад.
Берни неохотно вошла в туман по другую сторону арки. Позже, когда она вернулась из комнаты «Неверие», в ее глазах уже не было злости. Удивление и отчасти страх — вот что отражалось в них. Берни увидела свою смерть, похороны и даже наблюдала за похоронными служителями, бальзамирующими ее тело. Женщина, ожидавшая Берни снаружи у двери, спросила:
— Ну как, теперь лучше?
— Кто вы? — прошептала Берни. — Это рай или ад?
Женщина улыбнулась.
— Я Полин, а это — не рай и не ад. Это — Кухня.
— Кухня? Я только что умерла — и меня послали на Кухню?! — Ее голос сорвался до крика.
Казалось, Полин ничуть не смутило поведение Берни.
— Кухня? Это…
— Думаю, что в ваше время вы бы назвали ее гостиницей на полпути. Это место между раем и адом. Оно предназначено только для женщин — не плохих или хороших, для женщин, которые еще не заслужили рая или ада.
Берни стояла, раскрыв от изумления рот.
— Это место для тех женщин, которые… — Полин задумалась на минуту. — Например, для религиозных женщин, которые цитируют библейские строки и считают себя лучше других. Они были не настолько плохими, чтобы их отправить в ад, но слишком рассудочными, чтобы попасть прямо в рай.
— Поэтому их послали сюда? На Кухню? — прошептала Берни.
— Именно так.
Полин, кажется, не была расположена говорить что-либо еще, а Берни никак не могла прийти в себя от новости о своей смерти.
— Миленькое платье, — наконец процедила она. — От Хэлстона?
Полин снисходительно улыбнулась.
— Здесь находятся женщины всех эпох. На Кухне очень много пуритан.
У Берни закружилась голова от всего, что она узнала.
— Я хочу пить, — прошептала она.
— О да! Что выпьете теперь? Самодельный джин, не так ли? — Это было давно, до того, как я жила, — ответила Берни.
Теперь они шли вперед, и туман рассеивался перед ними. Минуту спустя Полин остановилась перед маленьким столиком, на котором стоял высокий запотевший бокал с «Маргаритой». Берни сделала большой глоток. Полин села напротив. Подняв на нее глаза, Берни спросила:
— Почему это место назвали Кухней?
— Это прозвище. Уверена, есть другое название, но никто не помнит его. А называется оно Кухней потому, что пребывание здесь похоже на жизнь женщин на земле. Умирая, вы думаете, что попадете в рай, так же как, выходя замуж, предполагаете, что вас ждет рай на земле. Вместо этого в обоих случаях вас посылают на Кухню.
Берни едва не поперхнулась напитком. При других обстоятельствах она бы посмеялась над словами Полин, но теперь ее глаза расширились от ужаса.
— Не хотите ли вы сказать, что мне придется всю загробную жизнь заниматься стряпней и… чисткой холодильника? В таком случае лучше покончить жизнь самоубийством. Но сможет ли это сделать покойник?
— О нет, ничего подобного. Это очень уютное место. Очень. На самом деле, здесь так хорошо, что многие женщины не хотят уходить отсюда. Они не выполняют свои задания и остаются здесь в течение многих веков.
— Какие задания? — подозрительно спросила Берни, все еще ужасаясь от Мысли, что многие годы ей придется мыть полы, раковины, духовки и каждый год в День Благодарения жарить проклятую индейку.
— Время от времени каждая женщина на Кухне получает задание помочь кому-либо на земле: одному — облегчить страдания, другому — принять важное решение. Задания могу быть самыми разнообразными. Если вы не справляетесь с ними, остаетесь здесь.
— А если справлюсь, то что получаю в награду?
— Конечно, рай.
— В раю тоже туман? Полин пожала плечами.
— Понятия не имею. Никогда там не была, но, полагаю, там намного лучше, чем здесь.
— Прекрасно, — сказала Берни, вставая. — Расскажите мне, в чем состоит мое первое задание. Я не хочу оставаться здесь, мне неприятно само слово «Кухня».
Полин тоже встала, и тотчас исчезли столик, стулья и бокал. Обе женщины пошли дальше.
Берни размышляла над словами Полин.
— Помочь кому-нибудь на земле? — пробормотала она и вдруг остановилась.
Когда Полин оглянулась, Берни спросила:
— А мы кто? Крестные матери из сказки?
— Примерно так, — улыбнулась Полин.
— Вы полагаете, я могу стать кому-то сказочной крестной матерью? Волшебные палочки, желания, Золушка и тому подобное?
— Как выполнить задание, решайте сами. Вам предоставляется полная свобода.
Если бы Берни могла изобразить на своем начиненном коллагеном лице гримасу недовольства, она, несомненно, так бы и сделала.
— Мне это не нравится, — сказала она, — у меня свой образ жизни. Я не хочу превратиться в толстую седовласую леди, которая повторяет волшебные слова «Биббиди, Боббиди, Буб» и превращает тыквы в кареты.
Полин прищурилась.
— Насколько я поняла, именно то, что у вас была своя собственная жизнь, и привело вас сюда, а не в рай.
— Почему? Ведь я никогда никому не делала никакого вреда.
— Но никому и не помогли. Вы жили только для себя. Даже в детстве никогда не считались с желаниями других. Вы четыре раза вышли замуж из-за денег, и каждый раз, когда мужья выражали недовольство, брали развод, а заодно половину всего, что им принадлежало.
— Но так живут все в двадцатом веке.
— Не все. Вы больше заботились о своих нарядах чем о мужьях.
— Наряды доставляли мне большие удовольствия. Коме того, мои мужья получали то, что хотели. На самом деле они не были такими уж невинными. Если бы они давали мне то, в чем я нуждалась, я бы не разводилась с ними.
Полин больше нечего было сказать. Выросшая в восемнадцатом веке, она не знала, что слова Берни были результатом многолетнего дорогостоящего лечения. Берни ходила только к тем врачам, которые спрашивали ее: что вы желаете? в чем вы нуждаетесь? что вы хотите в первую очередь? Берни была убеждена, что ее желания более важны, чем желания других, и всегда находила кого-нибудь, чтобы оправдать эту убежденность.
С легким вздохом Полин отвернулась и продолжила свой путь.
— Кажется, вы задержитесь здесь на-, долго, — сказала она тихо.