– Что касается симптомов беременности, я настолько плохо себя чувствовала из-за пережитого, что они не привлекали моего внимания. К тому же поскольку со времени моей последней беременности прошло тридцать два года, я не слишком хорошо помнила эти признаки. Из-за того, что я целыми днями ухаживала за Лили, я крайне редко снимала домашний халат.
Наконец Рут повернулась и посмотрела на Кэди, которая разглядывала ее во все глаза, завороженная этой историей. Чем же все это должно закончиться?
Увидев лицо Кэди, Рут почувствовала себя еще свободнее.
– Я обратилась к доктору только тогда, когда почувствовала, что ребенок шевелится. Рут задумчиво посмотрела вдаль.
– Это был самый странный день в моей жизни. Я пошла к врачу, понимая, что у меня какие-то проблемы с животом, и, хотя это грешно, я молилась о том, чтобы это оказалось смертельно. Я очень хотела присоединиться к моим родным на небесах.
Она снова повернулась к Кэди.
– Но кабинет врача я покинула, думая о жизни. Я забыла, что Бог не только отбирает, но и дарует.
Кэди по-прежнему молчала, понимая, что это еще не конец истории. Если Рут родила ребенка и после этого все жили счастливо, Кэди не швырнуло бы сквозь время в эту неразбериху.
– Я совершила очень много ошибок за мою жизнь, – тихо призналась Рут. – Но ни об одной я так не сожалею, как о той, которую допустила, когда узнала, что у меня будет ребенок.
Она схватила Кэди за руку с такой силой, что та едва не закричала от боли.
– После того как убили всю мою семью, я впала в отчаяние. Мне было безразлично, жива я еще или уже нет. У меня в душе ничего не осталось: ни ненависти, ни любви, ни мыслей о мести.
Резко отпустив руку Кэди, Рут снова отвернулась, глядя в темноту. Стало совсем темно, хотя светила луна, но никогда в жизни Кэди не чувствовала себя так бодро, ей совсем не хотелось спать.
Рут продолжала:
– Когда я узнала, что внутри меня растет и развивается новая жизнь, я могла думать только о том, как защитить моего ребенка. Неважно, каких денег, крови или слез это стоило. Я намеревалась защитить этого ребенка от любого зла.
Губы Рут крепко сжались.
– Первым делом я превратила мой дом в Денвере в крепость. Ни одна тюрьма не могла сравниться по надежности с моим домом и садом. Вооруженные охранники с собаками патрулировали участок ночью и днем. Даже продавцам не позволяли появляться на принадлежащей мне территории Всех слуг тщательно обыскивали на входе и на выходе.
На мгновение Рут замолчала, вспоминая прошлое, а когда снова заговорила, тихий голос выдавал ее глубочайшее волнение.
– С тех пор прошло очень много лет, и сейчас трудно сказать, почему моя ненависть приняла такое направление. Может, мне следовало возненавидеть бандитов, которые попытались ограбить банк. Но нет, их я не ненавидела. Они ни разу не выстрелили в городе. Нет! Именно благочестивые жители города Ледженд открыли стрельбу. У каждого было собственное ружье, но половина из них никогда прежде не пользовалась оружием. И все-таки в тот день, когда они увидели, что из города увозят их серебро, они устроили эту пальбу.
В тот день они убили троих детей. А после этого погибли еще трое взрослых. И все из-за попытки спасти это чертово серебро.
Когда Рут повернулась к Кэди, глаза ее горели огнем.
– Вы можете понять, какую ненависть я испытывала? Я вынашивала ребенка, и, без сомнения, он должен был стать единственным моим родственником на всю оставшуюся жизнь. Я должна была защитить его от жителей Ледженда.
– Но вы жили в Денвере, – тихо сказала Кэди.
– Да, в Денвере. – Отвернувшись, Рут снова посмотрела в ночь. – Не пытайтесь найти этому разумное объяснение, это невозможно. Я была ненормальной, сумасшедшей.
Кэди оставалось только надеяться, что ей никогда не придется испытать такое на собственном опыте, но нетрудно было догадаться, что глубокая скорбь может заставить человека совершать необъяснимые поступки.
– И что же вы сделали?
– Я покончила с городом Ледженд. Весь этот город принадлежал мне, поскольку мои муж и сын до этого были владельцами каждой пяди земли в нем, надеясь построить свою Утопию. Я заставила взорвать шахты, чтобы невозможно стало разрабатывать прииски, а потом наняла охранников с собаками, чтобы они патрулировали опустевшие улицы. Я не позволяла поселиться в нем даже бродяге.
Понадобилось некоторое время, чтобы Кэди осознала эту информацию.
– А что же стало с людьми, которые жили в Ледженде?
Прежде чем ответить. Рут несколько мгновений смотрела на луну.
– Они, конечно, все уехали и, конечно, возненавидели меня так же, как я ненавидела их. Нет, речь шла не о владельцах салунов и их «девочках» и даже не о рабочих с приисков – эти люди могли найти себе дело повсюду. Но мой муж и наш сын делали все, что было в их силах, чтобы перевести в Ледженд добропорядочные семьи, и некоторые из них уже обосновались в городе. Они растили сады и ремонтировали здания. Они построили дома для себя и своих родственников.
Некоторое время Кэди сидела в абсолютной темноте, не двигаясь, пытаясь представить себе ярость, которую должны были вызвать гонения, организованные Рут. Что-то вроде миниверсии «Слезного суда Чароки».
Голос Рут звучал совсем слабо.
– В ту зиму была эпидемия холеры, многие из бывших жителей Ледженда умерли, включая некоторых из детей – друзей Коула. Родители присылали мне фотографии своих мертвых детей. Они…
Рут замолчала и глубоко вздохнула.
– Они прокляли меня. Одна старуха плюнула в мою сторону прямо на улице и сказала, что надеется, что призрак моего мертвого внука будет вечно меня преследовать. А еще она надеялась, что мой новорожденный ребенок однажды возненавидит меня.
Кэди почувствовала, как по ее рукам пробежали мурашки, и потерла их ладонями. Она не была яростной католичкой, но почувствовала желание перекреститься, услышав такое злое пожелание.
– Все так и случилось, – сказала Рут. – Призрак Коула живет в этом городе, отчаянно желая стать взрослым, любить, иметь собственных детей. А мой живой сын…
Кэди выслушала историю о том, как Рут буквально держала в заключении своего младшего сына, как она не позволяла ему покидать участок. Когда ему исполнилось три года, Рут получила письмо с угрозами похитить ребенка от одного из бывших жителей города, так что она удвоила меры безопасности в надежде уберечь его.
Рут замолчала и, судя по всему, не собиралась больше ничего" рассказывать. Внутренне приготовившись услышать еще об одной трагедии, Кэди спросила:
– И что же стало с вашим младшим сыном?
– Когда ему исполнилось шестнадцать, он перелез через ограду и сбежал. – Прежде чем снова заговорить. Рут помолчала. – Он оставил письмо, в котором написал, что моя ненависть к Ледженду сильнее, чем моя любовь к нему. Он написал, что я позволила моей скорби из-за мертвых оказаться сильнее моей любви к живым.