— Ты думаешь, тебе… — возмутилась Эксия, когда Джеми, схватив ее за руку, потащил за собой.
Внимание присутствующих быстро переключилось с Франчески на Эксию. Несмотря на то что им заплатили за молчание, они знали, что именно Эксия является наследницей Мейденхолла и что именно ей надо подчиняться при любых обстоятельствах.
— Ах ты, подлая лгунья, — заявил Джеми и, сев на табуретку, дернул Эксию так, что она упала ему на колени лицом вниз.
— Прекрати! — закричала она. — Как ты смеешь? Я… Сильный шлепок пониже спины заставил ее замолчать.
— Из-за тебя она могла умереть, — отрезал Джеми, еще раз шлепнув ее:
— Я выцарапаю тебе глаза! — закричала Эксия. — Мой отец…
— …поблагодарит меня! — заявил он. — Ему давно надо было бы выпороть тебя. Ты лгунья, ты негодяйка, которая думает только о себе.
С этими словами он спихнул ее с колен, и она упала на пол.
Покраснев от унижения, Эксия села и посмотрела на окружавших ее людей. Все знали правду, но ни один из них не шевельнул пальцем, чтобы помочь ей. И где Тод?
Взгляд Эксии упал на Франческу, которая стояла, опираясь на подоконник. Унижение Эксии доставило той такую радость, что ее щеки окрасил нежный румянец. Она прекрасно знала, что кузина даже в мыслях не имела причинить ей вред. Обнаружив, что Франческа чихает от запаха маргариток, Эксия не раз подсовывала цветы ей под подушку, в шкаф, в одежду, — куда угодно. Никто из них не предполагал, что реакция может быть столь губительной. Но почему же Франческа не скажет этому подлецу правду — что это не больше чем розыгрыш.
— Он собирается заграбастать твои деньги! — через всю комнату закричала Эксия. Джеми остановился. — Он собирается ухаживать за тобой, чтобы ты уговорила отца выдать тебя за него!
Как он посмел унизить ее! Пусть теперь Франческа узнает, что это такое, когда тебе улыбаются не потому, что ты красива, а потому, что у твоего отца много денег.
Джеми словно прирос к полу. Когда он увидел эту девушку вчера, она ему очень понравилась, очень-очень. Как он мог так ошибиться? Неужели он совсем не умеет судить о людях?
— Надеюсь, он преуспеет, — как можно громче ответила Франческа.
Все расхохотались. Джеми тоже улыбнулся и покинул комнату. Он продолжал улыбаться, пока шел к таверне, куда его влекло вполне объяснимое желание напиться и забыть обо всем.
Эксия иступленно била кулачками по подушке. Она не хотела, чтобы все так получилось! Она не собиралась убивать Франческу, как, кажется, считают все! Она просто хотела заставить ее расчихаться. Откуда ей было знать, что бесхарактерная кузина начнет задыхаться от какого-то букетика маргариток? Даже Тод смотрел на нее с осуждением.
А этот Монтгомери! Эксия навзничь упала на кровать. Когда они познакомились, она понравилась ему. Без сомнения. Не деньги отца, а она сама.
Сейчас же он, естественно, пожирает глазами Франческу и фургоны, набитые всяким добром, а в ее сторону даже не смотрит.
После утреннего происшествия Эксия заперлась в своей комнате и принялась упаковывать краски и кисти, угольные и восковые карандаши, а также мольберт. На это ушел почти весь день. Наверное, следовало бы пойти попрощаться с людьми, которые окружали ее в этой прекрасной тюрьме, но отец так часто менял их, что она не успела ни к кому привязаться, кроме Тода. И Франчески, если их отношения можно назвать привязанностью.
Глаза девушки обожгли слезы, но она усилием воли подавила желание разрыдаться. На свете нет человека, способного понять, что она чувствует. Да и кто будет жалеть богатейшую женщину Англии? Никто. Даже в детстве никто ей не сочувствовал, а однажды, когда она плакала, помощник садовника сказал: «Возьми золото и вытри слезы». Все, кто жил или приезжал в замок, находились рядом с ней не по собственной воле. Всем, кого она встречала на своем жизненном пути, платил ее отец.
Она уже привыкла наблюдать за тем, как меняется выражение глаз у тех, кого ей представляют. Иногда в замке появлялись молодые люди, не знавшие, кто она такая, Они оценивающе разглядывали ее и либо проявляли интерес, либо отворачивались. Но когда им сообщали, что перед ними легендарная наследница Мейденхолла, — о, она была не настолько изолирована от мира, чтобы не слышать об этом, — их взгляд менялся. У тех, кто прежде проявлял к ней интерес, в нем отражалось подобострастие, а у тех, кто оставался равнодушным, в глазах загорался огонек. Она не помнит ни одного случая, чтобы в людях не происходили подобные перемены. И не только во взгляде, но и в тоне, и в манерах. Одни были грубы с нею, чтобы показать, будто им все равно, какое положение она занимает. В детстве ей не раз говорили, что не позволят себя унижать — как будто было предрешено, что она чудовище. Любимым изречением ее учителя было:
«Деньги твоего отца не дают тебе права…»
— Деньги моего отца не дают мне свободы, — громко произнесла Эксия.
Свободы гулять по деревенской ярмарке, смотреть представление кукольного театра; свободы внушать людям искренние чувства, будь то любовь или ненависть.
— И права иметь нормальную семейную жизнь, — прошептала она, сглотнув комок в горле.
Тот, кто запер за высокими стенами своего единственного ребенка, создав вокруг него ореол тайны и тем самым увеличив его стоимость, не собирается размениваться на сильного здорового мужа. Эксия ничего не знала наверняка, но догадывалась, что у Грегори Болингброка есть какой-то серьезный недостаток. Когда она принималась расспрашивать о нем тех, кто прибывал от отца, они начинали нести какую-то чушь. В конце концов девушка предположила, что ее нареченный сумасшедший. Или у него какая-то наследственная болезнь. Или порок. Или и то, и другое, и третье. Каким бы он ни был, его отец согласился заплатить Мейденхоллу целое состояние, — при условии, конечно, что после смерти того наследство переходит к Эксии, — чтобы ввести в свою семью его дочь.
Эксия знала своего отца лучше, чем кто-либо на земле. Она не удивилась бы, услышав, что перед смертью он все продал, а вырученные деньги закопал, и никому не известно, где именно. Он вполне может руководствоваться принципом: «Сам не гам, и другим не дам». Ему всегда нравилось запирать на замок все, чем он владел.
Завтра начинается интереснейшее приключение в ее жизни. У Эксии не было иллюзий насчет того, что ждет ее в браке с Грегори Болингброком: свободы она получит не больше, чем сейчас. Отец хотя бы разрешал ей рисовать. А что, если ее муж — или его отец, который, кажется, управляет всем, — считают, что женщине можно лишь шить и молиться?
— А-а-а! — застонала девушка, вновь забив кулачками по подушке.
Она поступила правильно, решив отказаться от положения наследницы Мейденхолла на все путешествие. О, в последний день ее пребывания в замке все его обитатели в полной мере насладились возможностью не открывать перед ней двери. Кухарка даже посмела выгнать ее из кухни, а один из слуг обругал ее за то, что она мешается у него под ногами. Однако ничего более ужасного не произошло. Видимо, им нравилось делать вид, что она обычный человек.