Вернувшись в комнату, Лэнском объявил приличествующим обстоятельствам приглушенным голосом:
– Ленч подан.
После великолепного куриного супа и многочисленных холодных кушаний, сопровождаемых превосходным шабли, похоронная атмосфера несколько прояснилась. Никто из присутствующих не испытывал особого горя по поводу кончины Ричарда Эбернети, так как никто не был с ним близок. Их поведение было подобающе сдержанным (за исключением Коры, явно наслаждавшейся пребыванием в отчем доме), но все чувствовали, что приличия соблюдены и можно приступить к обычной беседе. Мистер Энтуисл поощрял это намерение. Он обладал большим опытом в похоронных мероприятиях и твердо знал, что и когда следует делать.
По окончании трапезы Лэнском сообщил, что кофе будет подан в библиотеке. Он чувствовал, что наступило время обсудить дела – иными словами, завещание, – и атмосфера библиотеки с ее книжными полками и красными бархатными занавесями идеально этому соответствовала. Дворецкий подал кофе и удалился, закрыв за собой дверь.
После нескольких отрывочных замечаний все начали выжидающе поглядывать на мистера Энтуисла. Он быстро отозвался, взглянув на часы.
– Я должен поспеть на поезд в пятнадцать тридцать, – начал адвокат.
Другие, казалось, собираются поспеть на тот же поезд.
– Как вам известно, – продолжал мистер Энтуисл, – я являюсь душеприказчиком мистера Ричарда Эбернети…
– Я этого не знала, – прервала его Кора Ланскене. – Ричард оставил мне что-нибудь?
Бестактность Коры не впервые покоробила мистера Энтуисла. Он бросил на нее укоризненный взгляд и снова заговорил:
– Еще год назад завещание Ричарда Эбернети было очень простым. За исключением небольших сумм, он все оставлял своему сыну Мортимеру.
– Бедный Мортимер, – вздохнула Кора. – Этот детский паралич просто ужасен.
– Внезапная и трагическая смерть Мортимера явилась для Ричарда страшным ударом. Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы прийти в себя. Я указал ему, что было бы разумно составить новое завещание.
– А что бы произошло, если бы он не составил новое завещание? – глубоким голосом осведомилась Мод Эбернети. – Я имею в виду, все бы отошло к Тимоти как к ближайшему родственнику?
Мистер Энтуисл открыл рот, чтобы дать разъяснения относительно проблемы ближайшего родственника, но передумал и быстро продолжил:
– По моему совету, Ричард решил составить новое завещание. Но прежде всего он хотел поближе познакомиться с младшим поколением.
– Он «опробовал» всех нас, – со смехом сказала Сьюзен. – Сначала Джорджа, потом Грега и меня, а затем Розамунд и Майкла.
Худое лицо Грегори Бэнкса покраснело.
– Не думаю, что тебе следует использовать подобные выражения, Сьюзен, – резко заметил он. – «Опробовал» – вот еще!
– Но ведь так оно и было, верно, мистер Энтуисл?
– Он оставил мне что-нибудь? – повторила Кора.
Мистер Энтуисл кашлянул и холодно произнес:
– Я намерен выслать всем вам копии завещания. Если хотите, я могу прочитать его целиком теперь же, но боюсь, что юридическая терминология покажется вам не вполне ясной. Вкратце все сводится к следующему. Помимо ряда маленьких сумм и одной весьма значительной, на выплату ежегодного дохода Лэнскому, все состояние – весьма и весьма солидное – должно быть разделено на шесть равных частей. Четыре из них после уплаты всех налогов переходят к брату Ричарда, Тимоти, его племяннику Джорджу Кроссфилду, племяннице Сьюзен Бэнкс и другой племяннице, Розамунд Шейн. Оставшиеся две части должны быть доверены банковской опеке, и пожизненный доход с них будет выплачиваться миссис Элен Эбернети, вдове его брата Лео, и его сестре миссис Коре Ланскене. После их смерти капитал должен быть поделен между четырьмя другими наследниками или их потомками.
– Прекрасно! – одобрила Кора Ланскене. – А каков размер дохода?
– Я… э-э… в настоящее время не могу сообщить точные цифры. Налоги на наследство, разумеется, будут очень большими, и…
– Но хоть намекнуть вы можете?
Мистер Энтуисл понял, что любопытство Коры придется удовлетворить.
– Возможно, от трех до четырех тысяч в год.
– Отлично! – воскликнула Кора. – Поеду на Капри!
– Как щедро со стороны Ричарда, – мягко заметила Элен Эбернети. – Я очень ценила его привязанность ко мне.
– Он очень любил вас, – сказал мистер Энтуисл. – Лео был его любимым братом, и после его смерти Ричард всегда радовался вашим визитам.
– К сожалению, я не понимала, насколько тяжело он болен, – промолвила Элен. – Я виделась с ним незадолго до смерти, но думала, что у него нет ничего серьезного.
– Ричард не любил говорить о своей болезни, – объяснил мистер Энтуисл. – Едва ли кто-нибудь ожидал, что конец наступит так скоро. Я знаю, что врач был удивлен.
– «Скоропостижно, у себя дома» – так было сказано в газете, – кивнула Кора. – Я тоже удивилась.
– Для всех нас это было потрясением, – добавила Мод Эбернети. – Бедный Тимоти страшно расстроился. Все это так неожиданно.
– Но ведь все удалось замять, не так ли? – осведомилась Кора.
Все уставились на нее – она казалась слегка возбужденной.
– Думаю, вы все понимаете, – быстро продолжала Кора. – Огласка была бы неприятной для всех. Это не должно выходить за пределы семьи.
На лицах остальных отразилось недоумение. Мистер Энтуисл склонился вперед:
– Боюсь, Кора, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.
Кора Ланскене окинула родственников удивленным взглядом и, словно птица, склонила голову набок.
– Но ведь его убили, не так ли? – сказала она.
Возвращаясь в Лондон в вагоне первого класса, мистер Энтуисл с беспокойством размышлял о странном замечании Коры Ланскене. Конечно, Кора была глупой и весьма неуравновешенной особой и даже в детстве отличалась склонностью не к месту резать правду-матку. Впрочем, в данном случае «правда» было неподходящим словом. Лучше сказать «неуместные замечания».
Энтуисл припомнил то, что последовало за вышеупомянутым замечанием. Изумленные и неодобрительные взгляды заставили Кору осознать чудовищный смысл своих слов.