Сьюзен не ответила, и мысленному взору Джорджа представился худощавый, нервозный молодой человек с настороженным взглядом.
– А какую роль ты отведешь твоему… как его… Грегу? – осведомился он. – Надеюсь, он перестанет торговать порошками и пилюлями?
– Конечно. Позади дома будет лаборатория. Мы создадим собственные формулы для кремов и других косметических препаратов.
Джордж с трудом сдержал усмешку. Ему хотелось сказать: «Выходит, малыш получит свою игрушку», но он промолчал. Джордж с удовольствием поддразнил бы кузину, но он ощущал, что с чувствами Сьюзен к ее мужу следует обходиться крайне осторожно. Они имели все признаки взрывчатого вещества. Как и в день похорон, Джордж снова подумал о Грегори. Этот парень какой-то странный. Внешне невзрачный, но что-то в нем приковывает внимание…
Джордж вновь посмотрел на спокойную и торжествующую Сьюзен.
– Из всей семьи ты одна – истинная Эбернети, – сказал он. – Жаль, что старый Ричард был предубежден против женского пола. Уверен, что, будь ты парнем, он оставил бы тебе все деньжата.
– Пожалуй, – медленно произнесла Сьюзен и добавила после паузы: – Правда, ему не нравился Грег…
– Вот как? – Джордж поднял брови. – Ну, всем свойственно ошибаться. Как бы то ни было, теперь все идет хорошо – согласно плану…
Внезапно он осознал, что эти слова особенно применимы к Сьюзен, и ему стало не по себе. Джордж не питал особого пристрастия к хладнокровным и деловитым женщинам.
– Между прочим, – осведомился он, дабы переменить тему, – ты получила письмо от Элен? Насчет «Эндерби»?
– Да, сегодня утром. А ты?
– Тоже. Ну и что ты намерена делать?
– Мы с Грегом не возражали бы поехать туда через уик-энд – если это подойдет остальным. Кажется, Элен хочет собрать всех вместе.
– Иначе кому-то достанется более ценная мебель, чем другим? – ухмыльнулся Джордж.
Сьюзен рассмеялась:
– Полагаю, все вещи уже оценены. Но оценка имущества для утверждения завещания всегда ниже его стоимости в открытой продаже. Кроме того, мне бы хотелось взять кое-что на память об основателе семейного благополучия. Думаю, было бы забавно поместить в этом доме парочку нелепых и очаровательных образчиков викторианской эпохи. Сейчас этот период входит в моду. Например, в гостиной стоял зеленый малахитовый столик. Вокруг него можно создать целую цветовую гамму. Может, стоит прибавить игрушечных колибри и венок из восковых цветов. Это будет создавать тон.
– Доверяю твоему суждению.
– Ты тоже приедешь туда?
– Конечно, хотя бы понаблюдать, что игра ведется честно.
Сьюзен снова засмеялась.
– На что поспорим, что там разразится грандиозный скандал?
– Розамунд, возможно, захочет твой малахитовый столик в качестве театрального реквизита.
На сей раз Сьюзен нахмурилась.
– Ты недавно видел Розамунд?
– Я не видел Прекрасную Розамунд [29] с тех пор, как мы все вместе возвращались с похорон в вагоне третьего класса.
– А я видела ее один-два раза. Она… кажется довольно странной.
– В каком смысле? Пытается думать?
– Нет. Она кажется… ну, расстроенной.
– Из-за того, что унаследовала кучу денег и сможет поставить ужасающую пьесу, в которой Майкл в очередной раз будет выглядеть ослом?
– Постановка уже готовится, конечно, пьеса наверняка жуткая, но она может иметь успех. Майкл ведь неплохой актер. На сцене он недурно смотрится – не то что красивая, но бездарная Розамунд.
– Бедная Розамунд!
– В то же время она не так глупа, как кажется. Иногда Розамунд обнаруживает немалую проницательность – подмечает такое, на что вроде бы и не в состоянии обратить внимание. Это даже смущает…
– Совсем как наша тетя Кора.
– Пожалуй…
При упоминании о Коре Ланскене обоим стало не по себе.
После паузы Джордж осведомился нарочито беспечным тоном:
– Кстати, о Коре – как насчет ее компаньонки? Думаю, что-то нужно для нее сделать.
– Сделать? О чем ты?
– Ну, это в какой-то степени семейный долг – ведь Кора была нашей тетей, и мне пришло в голову, что этой женщине будет нелегко найти новое место.
– Тебе пришло в голову? Любопытно.
– Люди дрожат за собственную шкуру. Конечно, они вряд ли подумают, что эта мисс Гилкрист порешит их топором, но в глубине души будут опасаться, что она принесет им несчастье. Суеверие – страшная вещь.
– И давно ты стал думать о подобных вещах, Джордж?
– Ты забываешь, что я юрист, – сухо ответил Джордж. – Мне приходится часто сталкиваться со странным и нелогичным поведением. Я просто хочу сказать, что мы должны как-то помочь этой женщине – выделить ей небольшое содержание или найти для нее место в каком-нибудь офисе, если она способна выполнять такую работу. Мне кажется, нам следует поддерживать с ней контакт.
– Тебе незачем беспокоиться, – сказала Сьюзен. В ее голосе слышалась ирония. – Я уже обо всем позаботилась. Она переехала к Тимоти и Мод.
Джордж выглядел удивленным.
– По-твоему, это разумно?
– Это лучшее, что я могла придумать – в тот момент.
Джордж с любопытством посмотрел на нее:
– Ты очень уверена в себе, не так ли, Сьюзен? Ты знаешь, что делаешь, и… не испытываешь сожалений.
– Испытывать сожаления – пустая трата времени, – беззаботно отозвалась Сьюзен.
Майкл бросил Розамунд письмо через стол:
– Что ты об этом скажешь?
– По-моему, нам нужно туда поехать. А ты как считаешь?
– Возможно, дело того стоит, – медленно произнес Майкл.
– Там могут оказаться какие-нибудь драгоценности… Конечно, все эти птички, восковые цветы и прочий хлам, которым набит дом, безобразны…
– Действительно, не дом, а мавзолей. Вообще-то мне бы хотелось сделать пару набросков – особенно в той гостиной. Например, камин и причудливой формы кушетка великолепно подошли бы для «Карьеры баронета» – если нам удастся вновь ее поставить. – Он встал и посмотрел на часы. – Это напомнило мне, что я должен повидать Розенхайма. Не жди меня до позднего вечера. Я обедаю с Оскаром – нам нужно обсудить постановку и предложение американцев.