* * *
Капитан Старогоров начал съемку молебна только тогда, когда рассвело. До этого снимать было бесполезно. Светосилы объектива не хватало на ночную съемку, тем более в снегопад, начавшийся снова, и приходилось обходиться биноклями. У капитана и у старшего лейтенанта Радимова бинокли были с функцией ночного видения. Лейтенант Кирьянов обходился своим простым биноклем, в который почти ничего не видел, хотя его бинокль обладал более мощным увеличением, чем бинокли испытателей.
Но с рассветом, когда и снегопад стал уже едва заметным, преимущество в наблюдении было за командиром взвода спецназа ГРУ. Его бинокль позволял даже лица рассмотреть. Правда, видеокамера капитана тоже давала такую возможность за счет телеобъектива и мощного цифрового «зума». Но старший лейтенант Радимов в наблюдении проигрывал. И потому, когда Старогоров спросил, который из священников бывший капитан Николаев, Косте пришлось позаимствовать бинокль у Кирьянова.
– Второй слева, – рассмотрев батюшку, сообщил Костя. – Трудно его, конечно, узнать. Настоящим выглядит стариком. А он ведь меня всего-то лет на пять – на восемь старше.
– Борода никого не молодит, – согласился капитан.
– Я бы себе для солидности отпустил, – усмехнулся Кирьянов. – Но вот беда – не растет... Три рыжих волосинки в разные стороны торчат, вот и вся борода.
– С возрастом, Сережа, это проходит, – проговорила в «подснежник» капитан Ставрова. – С возрастом цвет выравнивается. Человек весь седым становится.
– Спасибо, капитан, утешила. Надеюсь до седины все-таки дожить.
Капитан завершил съемку, отснял крупным планом и отставного капитана Николаева, а в звуковом комментарии сообщил, кого снимал. После этого, согнувшись, чтобы из-за камней не высовываться, ушел в грот, где старший лейтенант Галактионов, как оказалось, не большой любитель свежего воздуха, не отрывался от своих двух компьютеров. Следовало переправить первую съемку молебна генералу Апраксину.
В гроте капитан Ставрова, поставив в угол привезенную с собой икону, тоже молилась вместе с тремя верующими солдатами, вознося молитвы лику Божьей Матери. Передав камеру для скачивания файла Галактионову, Станислав остановился за спиной Тамары Васильевны, желая что-то сказать, но она не поворачивалась, и капитан, перекрестившись на образ, вышел из грота. Оборудование так и стояло, где его выставили накануне. Мороза оно не боялось, только надо было прогревать его пару раз в день. Для этого требовалось заводить электрический генератор. Но все обслуживание техники взяла на себя Ставрова, и, учитывая ее аккуратность, беспокойства у капитана Старогорова не возникало.
Он вернулся к наблюдательному посту и распорядился:
– Ладно. Я тут без вас справлюсь. Идите отсыпайтесь. Снайперов пришлите. Оборудование сегодня запускать не будем. Пусть весь день здесь проведут.
* * *
Молебен шел своим чередом весь день. Гаджи-Магомед заранее распорядился, чтобы православным священникам принесли что-нибудь на обед. Имамы же решили молитву не прерывать, но и попы, к удивлению Гаджи-Магомеда, от обеда отказались, считая, что на голодный желудок молитвы будут более действенными. Это казалось бы странным, потому что все дни плена священников держали впроголодь, не давали даже чай, заменив его простой водой. Они не жаловались. Только отец Иннокентий, прервав свою молитву, попросил имама как следует протопить их дом, потому что от постоянного стояния на коленях у всех промокли рясы. Снег шел сырой, сразу же таял, и одежду следовало просушить. Просьба была высказана прилюдно, и отказ мог бы вызвать непонимание, поэтому Гаджи-Магомед нехотя согласился и отдал распоряжение.
Отец Николай всегда считал себя человеком физически хорошо подготовленным. Даже после ранения и контузии, восстановившись, он сразу начал приводить свой организм в порядок и сумел войти в необходимую, как ему казалось, форму. Еще там, в деревне, многие удивлялись при виде своего приходского священника, непьющего и некурящего, да еще бегающего по утрам вдоль проселочной дороги. Тем более что бегал отец Николай босиком, чтобы разрабатывались и активизировались нервные окончания, расположенные у человека в подошвах ног. Здоровье себе бывший капитан спецназа вернул. И все же к концу уже первого дня молебна он чувствовал усталость. Стоять долгое время на коленях и бить многочисленные поклоны было утомительно. Но терпел не только отец Николай, терпели и все остальные. Помогал молитвенный экстаз. При таком состоянии не думаешь об усталости и о боли в суставах. Молитва и здесь спасала.
Молебен закончили, когда начало темнеть. Первыми с площадки ушли местные жители, наблюдающие за этим странным соревнованием. Перед сумерками стали подниматься имамы. Они по возрасту были в основном старше православных священников и смотрели на них, продолжающих молиться, с неодобрением и неприязнью. Православные священники остались в окружении охраны. И только когда все разошлись, они решили, что для первого дня хватит.
В доме и в самом деле оказалось непривычно тепло. Настолько тепло, что можно было раздеться и приложить к печке промокшую одежду. Но это тепло сыграло и отрицательную роль. Разморенные жарой священники сразу почувствовали, как устали за день, и пожелали тут же улечься спать. Протоиерей Иннокентий оказался самым выносливым из всех. Он позвал остальных на вечернюю молитву, чтобы соблюсти православный канон. Молебен молебном, но отдельные утренние и вечерние моления никто не отменял.
* * *
Точно так же прошел и второй день. Разница заключалась только в том, что во второй день мышцы первоначально пытались сопротивляться, руки, ноги, особенно спина отказывались повиноваться. Заставив себя усилием воли выполнять все поклоны, священники легко вошли в обычный ритм, и дело пошло лучше.
Изменения начались только в конце третьего дня молебна, когда к площадке снова подошла толпа местных «болельщиков». Причем среди них было много людей с автоматами. Не иначе кто-то этих болельщиков сильно «разогрел», потому что в адрес православных священников посыпались громкие оскорбления.
Отец Николай понял ситуацию так: пожилые имамы чувствовали сильную усталость и искали способ укоротить молебен по времени. Для этого, видимо, Гаджи-Магомед изобрел ситуацию внешне опасную, но вполне управляемую. Он уже и сам начал подниматься с коврика и повернулся лицом к толпе. И в это время в небе стали появляться сначала какие-то неясные всполохи, причем, в разных сторонах, потом вдруг урывками, то появляясь, то исчезая, небо начала пересекать извивающаяся лента «северного сияния», следом за которой из тучи вынырнул шестикрылый серафим. На сей раз он никого не крестил. Просто летал и смотрел.
Имамы буквально вскочили на ноги, и замерли, раскрыв рты, «болельщики». Серафим сделал несколько кругов сначала над полем, потом покружился над селом, что-то высматривая, и опять скрылся среди туч.
Такой поворот дела не слишком понравился Гаджи-Магомеду.
– Ваши молитвы в наших горах вызывают джиннов, – громко и недовольно произнес он, и в его голосе послышалась явная угроза.