Я и без прицела увидел шевеление бандитов. Несколько раз мне доводилось наблюдать муравьиные миграции строго по одной и той же тропе, друг за другом, когда каждый последующий зачем-то обязательно повторяет поворот и зигзаг предыдущего. И сейчас бандиты мне напоминали именно этих насекомых. Но стоило взглянуть через прицел, как мне стало уже не до смеха. Около самых скал из расщелины вышло сначала только несколько человек. Они, видимо, считали, что остаются вне зоны досягаемости моих выстрелов, поскольку были метров на триста с лишним дальше передового, почти полностью уничтоженного отряда, и даже не прятались. Все они сгрудились вокруг человека небольшого роста, что-то говорящего и показывающего на тропу в мою сторону. А потом из той же расщелины один за другим поочередно стали выходить новые бандиты, и я убедился, что их чуть не вдвое больше, чем казалось вначале. Теперь уже у меня точно не должно было хватить патронов на всех, если они двинутся в мою сторону. Но беда была даже не в этом. В маленьком человечке с решительными и властными жестами я без труда узнал имама Султана Магомедова. И нетрудно было предположить, что он взял командование на себя. Имама в банде уважают, его послушают и пойдут туда, куда он укажет. Значит, начинается самое горячее для меня время.
Но имам напрасно решил, что он вне зоны досягаемости пули. Я наставил свою «отдохнувшую» винтовку на группу с Магомедовым во главе, навел резкость, включил дальномер, и в фокальной плоскости прицела появилось число – «2020». Это значило, что до бандитов было ровно два километра и двадцать метров. Согласно паспортным данным, максимальная дальность эффективного выстрела из «Харриса» составляет ровно две тысячи метров. Но это же эффективная стрельба. И это вовсе не значит, что еще двадцать метров пуля не пролетит…
Прицеливался я долго и тщательно, старательно контролируя свое дыхание, чтобы в последний момент не дрогнула рука. Очень хотелось попасть в голову имаму, чтобы с ним случилось то, что он желал сделать с «краповыми» и с «летучими мышами», то, что он заставлял делать Адама с Лукманом. Беда была в том, что приборы винтовки производили расчет только на двухкилометровую дистанцию и показывали мне только эти данные. И потому я точно не знал, как поведет себя пуля чуть дальше предельно допустимого расстояния. Я вообще не слышал о том, чтобы кто-то в нашей стране стрелял с такого расстояния и попадал в цель. И тем не менее я хотел не просто рискнуть, я хотел попасть. Мне необходимо было попасть, чтобы и себя обезопасить, и «краповым» помочь. Они еще продолжали карабкаться на скалы, и бандиты могли их опередить только в том случае, если бы побежали бегом. Но я остановлю их, если доберусь до имама.
Они стояли и совещались. Магомедов что-то объяснял, показывая рукой. Подзывал к себе одного бандита, потом другого. Пули над ними не летали, и вся группа чувствовала себя спокойно. А из расщелин появлялись все новые и новые бандиты, и я уже был полностью уверен, что не смогу удержать такую толпу даже в случае, если мои винтовки не перегреются. И выход у меня был только один – уничтожить имама Магомедова.
Помнится, капитан Герасимов любил повторять солдатам, что каждый солдат спецназа ГРУ, даже оставшись в одиночестве, является самостоятельной боевой единицей, точно так же, как являются боевыми единицами взвод, рота, батальон, бригада. Да, я чувствовал себя боевой единицей и хотел показать это и бандитам, и своим товарищам, которых мог выручить одним-единственным выстрелом.
Даже в мощный оптический прицел рассмотреть выражение лица имама Магомедова было невозможно – слишком далеко. Но голову я все же «посадил на кол» [15] . Задержал дыхание и плавно, без рывков нажал на спусковой крючок. Винтовка ударила меня в плечо особенно сильно. И дыхание перехватило от удара волны пороховых газов. Слишком долго я не дышал и не вовремя раскрыл рот, чтобы продышаться. От волнения и чувства ответственности совсем забыл про газовую атаку. Но я все же положил свою винтовку и торопливо схватил вторую, чтобы увидеть результат своего выстрела.
Толпа сначала просто расступилась. И в образовавшемся наклонном круге лежал, раскинув крестом руки и ноги, имам Султан Магомедов, сразу потерявший при и без того небольшом росте еще целую голову. Бандиты оцепенели и не двигались. Я воспользовался моментом и выстрелил еще раз, уже не так тщательно прицеливаясь, но прямо в толпу, надеясь, что пуля поразит несколько человек. Потом торопливо взял третью винтовку и опять выстрелил быстро, только в этот раз бандиты уже бежали к расщелине, чтобы спрятаться там: было непонятно, сколько я убил вторым выстрелом, потому что на земле лежало слишком много людей. Те, что были физически сильнее, сбивали других, кто послабее, чтобы раньше добраться до спасительной расщелины. В банде была паника…
* * *
Я торжествовал, я чувствовал себя настоящей и сильной боевой единицей, способной сдержать натиск такой значительной по численности банды. Конечно, мне помогли узость тропы и крутизна склона, но это не умаляло моих заслуг. Так что лавровый венок победителя я заслужил и даже позволил себе проявить благодушие и не расстреливать тех из первой партии бандитов, что еще лежали на тропе впереди. Они словно почувствовали мое настроение. Сначала один приподнялся на руках, как я видел невооруженным взглядом, осмотрелся, неуверенно встал, потом сделал два несмелых шага и вдруг резко сорвался и побежал, переступая через тех, кто был уже убит, и перепрыгивая через тех, кого пуля обошла стороной. За ним последовали и остальные. Чтобы добавить им скорость, я один раз все же выстрелил и свалил сразу двоих. Бандиты бронежилетов не носили, и пуля, легко прошив первого, не даровала спасения и второму. Остальные после громкого звука выстрела сразу же показали, что бегать умеют. Я больше не стрелял. Как можно стрелять, когда радуешься победе. Полной, уверенной победе. Мне хотелось подпрыгнуть и радостно выкинуть руки вверх, как на олимпийском стадионе. Не каждый же день удается наблюдать рекорды. И я еще раз почувствовал свою причастность к этим рекордам…
В своем благодушии и стремлении сохранить патроны я стрелять уже не хотел. Я позволил бандитам добежать до расщелины, уже освободившейся для прохода, и слегка потолкаться в желании пробраться в укрытие. Я снял со всех винтовок магазины и открыл затворные планки, чтобы остудить винтовки. Если моя слегка остыла, то винтовка Валерки, перешедшая ко мне по наследству, работала без отдыха и уже была, кажется, готова показать характер. Но бандиты дали возможность остыть и этому оружию, хоть прямо поблагодари их за это.
Без магазина с патронами винтовка показалась мне совсем легонькой. Я поднял ее и в прицел рассмотрел позиции «краповых». На самой седловине перевала они подготовились качественно и могли, как мне показалось, отбить любую атаку боевиков. Без артиллерийской подготовки штурмовать такую позицию сложно. На дальних скалах от перевала «краповые» уже успели оседлать господствующие скалы и начали возводить из камней бруствер. На ближних скалах подъем, видимо, был более сложным, и «краповые» все еще карабкались на верхнюю площадку. Там я никого не увидел. Если бы бандиты заняли ее раньше, выбить их оттуда со стороны перевала было бы просто невозможно, и всех, кто пытался бы взобраться на скалы, расстреляли бы на первых метрах подъема.