– Только если это тебя не затруднит, Гленн. Констебль в форме сможет заехать туда через пару часов.
– Все в порядке!
– Спасибо. Это очень кстати – у нас сегодня на одну машину меньше.
Гленн разволновался:
– Кора Барстридж! Ничего себе! Выдающаяся актриса. Ты видел ее в «Реках судьбы»? С Робертом Донатом и Кэри Грантом? Пятьдесят второго года?
– Я тогда еще не родился. Я помоложе тебя буду, Гленн.
– Ага, очень смешно!
– Соседка тебя впустит. Миссис Уинстон. Квартира семь.
В этот момент зашипела автомобильная рация – это центральная диспетчерская передавала описание «ягуара». Несколькими мгновениями позже Гленн свернул налево и выехал на Аделаида-Кресент. «Ягуар» продолжал медленно продвигаться по забитой машинами центральной улице Брайтона. Либо парнишка ничего такого не сделал, либо он хотел затеряться в потоке машин вместо того, чтобы соревноваться с полицией в скорости.
Гленн поставил машину прямо напротив дома номер 3 по Аделаида-Кресент. На этой улице располагались в ряд несколько величественных классических домов в стиле Регентства: портики с колоннами, высокие окна, белая краска, неизбежно выцветающая и шелушащаяся от пропитанного солью воздуха. «В таком вот великолепном, но потрепанном временем доме и должна жить звезда, подобная Коре Барстридж», – подумал Гленн.
Глядя на этот дом, думая о том, какая актриса живет в нем, он чувствовал волнение, к которому примешивалось чувство вины. Ему ведь должно быть все равно, кто она, он должен одинаково относиться ко всем – но, как ни крути, это имело значение.
Кора Барстридж!
Он мог без остановки назвать все ее сорок семь фильмов. «Безопасное прибытие». «Монакская сюита». «Забудьте мистера Дидкота». «Мелодия пустыни». Комедии. Мюзиклы. Триллеры. Мелодрамы. Она так хорошо играла, была такой красивой, изящной и остроумной. Она и теперь великолепно выглядела и играла ничуть не хуже, чем в молодые годы. И естественно, он видел ее в понедельник на вручении награды Британской академии кино и телевидения, где она произнесла не совсем внятную речь. Ничего страшного – ее просто перекормили лестью.
«Ей, наверное, сейчас около шестидесяти пяти», – подсчитал Гленн. Удивительно, как хорошо она сохранилась. Он взглянул на окна и сглотнул комок. Ему очень хотелось, чтобы все закончилось благополучно.
Он позвонил в квартиру семь. Миссис Уинстон встретила его на третьем этаже. Это была приветливая пожилая дама – далеко за семьдесят – с аккуратно уложенными волосами.
У стены возле двери в квартиру Коры Барстридж стояли два букета. Коридор был мрачный и темный, в нем пахло кошками. Внутри здание оказалось гораздо менее впечатляющим, чем снаружи, и напоминало зал ожидания какой-нибудь захудалой железнодорожной станции. Все вокруг было бурым от старости.
– Эти принесли сегодня, – указала на цветы миссис Уинстон. – Еще восемь или девять прибыли вчера. Я положила их к себе во вторую ванную, чтобы они не завяли. И мне пришлось забрать ее молоко – вчера и сегодня утром.
– Я полагаю, вы звонили в дверь? – спросил Гленн.
– Да, последний раз – только что. И стучала тоже.
Гленн присел и заглянул в прикрытую латунной шторкой прорезь для писем. На полу лежало множество конвертов. Незаметно, не желая расстраивать миссис Уинстон, он втянул носом воздух. В нем был слабый намек на запах, который он так хорошо знал и которого так боялся. У него сжался желудок, он почувствовал прикосновение холодного ужаса. Этот отвратительный запах, запах тухлой рыбы.
Он услышал жужжание мух.
Он встал, вынул блокнот и задал миссис Уинстон несколько стандартных вопросов. Когда она видела Кору Барстридж в последний раз? Слышала ли какой-нибудь шум, доносившийся из квартиры? Часто ли к актрисе приходили гости? Была ли у нее домоправительница?
В ответ на последний вопрос миссис Уинстон, удивив его, сказала, что у Коры Барстридж было мало денег. К ней раз в неделю приходила уборщица, и все.
– Я полагал, что она очень богатая леди, – сказал Гленн.
– Боюсь, что нет. В последние десять лет у нее было мало работы. И она несколько раз неудачно вложила деньги, а ее последний муж был игроком.
Гленн спросил у женщины, можно ли еще как-нибудь попасть в квартиру, и узнал, что со двора на стене дома есть пожарная лестница. Затем он попросил ее вернуться в свою квартиру – он не хотел, чтобы она увидела то, что он и сам боялся увидеть.
Он вызвал по рации отвечающего за этот участок сержанта, изложил ему факты и получил разрешение на проникновение в квартиру. Затем проверил пожарную лестницу – шаткое металлическое сооружение, заканчивающееся ржавой, но прочной на вид и запертой железной дверью. Добраться с нее до окон не было никакой возможности.
Он вернулся к квартире, некоторое время опять звонил в звонок, стучал и громко звал Кору Барстридж через прорезь для писем. Ничего.
В дверь был врезан вполне надежный современный замок, и Гленн понимал, что никакого смысла ковыряться в нем нет. Ключ к успеху был в применении грубой силы. Он несколько раз осторожно приложился плечом, затем – уже гораздо менее осторожно – правой ногой. Дверь чуть подалась, но замок не сдавался. Он поразмыслил, не вызвать ли по рации команду с переносным тараном, но не додумал эту мысль до того, чтобы снять рацию с пояса. Вместо этого он продолжал колотить ногой в дверь.
Стали открываться соседние двери, а из-за тех, что оставались закрытыми, доносились голоса. По лестнице поднимался молодой человек в футболке и шортах. Увидев Гленна, он вытаращил глаза и остановился.
– Полиция! – успокаивающе сказал Гленн.
Лицо молодого человека перекосилось от ужаса, и он кубарем скатился вниз по лестнице. Гленн мысленно отметил это – возможно, юноша хранил дома наркотики. Затем он повернулся и возобновил атаки на дверь.
Наконец замок поддался, но дверь, открывшись всего на несколько дюймов, была остановлена дверной цепочкой, которая оказалась очень крепкой и отлетела только после еще пяти-шести мощных ударов. Зайдя в квартиру, Гленн закрыл за собой дверь, чтобы не заглядывали любопытные, и остановился, борясь с дурнотой и нахлынувшей вонью. Он вынул из кармана тонкие резиновые перчатки и надел их.
Он стоял в небольшом коридоре. На одной стене – две изысканные абстрактные картины, изображающие парижские уличные сценки, на другой – две афиши в рамках. Кора Барстридж и Лоуренс Оливье в спектакле «Время и семья Конвей» в театре «Феникс» на Чаринг-Кросс-роуд и Кора Барстридж, Анна Мэсси и Тревор Говард в спектакле «Веер леди Уиндермиер» в театре «Ройял» в Брайтоне.
Несмотря на то, что он был почти уверен, что случилось что-то плохое, он испытал благоговение – он находился дома у великой актрисы. Что-то неопределимое отличало это место от всех других, где он побывал за свою жизнь. Здесь словно бы висела волшебная радуга, это был другой мир, в который невозможно попасть, если ты не богат и не знаменит. Вечером он обязательно расскажет об этом своей жене, Грейс. Она не поверит, что он был дома у Коры Барстридж!