– Том-Том, сегодня у тебя будет особый завтрак, который бывает только на дни рождения. Ты рад? – спросила Томаса мать.

Он кивнул. Конечно, он рад! Каша, бекон, яйца, помидоры, печеные бобы, жареный хлеб, гренки, мармелад! Поощрительный завтрак, который он получал только тогда, когда исключительно хорошо себя вел. В остальное время он ел скучные швейцарские мюсли из коробки, на которой был изображен нудный старик в очках.

– Чему ты больше рад – подарку или завтраку?

Томас поколебался. Если он даст неправильный ответ, то, возможно, лишится и того и другого.

– Подарок. – В его голосе была неуверенность, смешанная с надеждой.

Какой радостью вспыхнуло ее лицо! Томас просиял. Похоже, сегодня будет хороший день!

– Ты можешь угадать? Можешь, Том-Том? Угадай, что это.

Квадрат со стороной в два фута, толщиной чуть больше двух дюймов, завернутый в кремовую бумагу и перевязанный голубой лентой. Тяжелый. Он перевернул его в руках. Твердый и тяжелый.

Нет, он не мог догадаться. В самом деле не мог.

Его мозг исследовал варианты. Что может находиться в плоской коробке? На Рождество мать подарила ему конструктор «Меккано», он тоже был в плоской коробке и очень тяжелый. В инструкции, прилагавшейся к набору деталей, рассказывалось, как построить подвесной мост. А он построил из него клетку. Он ловил пауков и сажал их туда, чтобы посмотреть, сколько они смогут прожить без еды и воды. Некоторые жили очень долго.

Может быть, это еще один конструктор.

Зажегшись надеждой, он развязал ленту, и она упала на пол.

– Не рви бумагу, Том-Том, она нам еще пригодится.

– Хорошо, мамочка. – Он развернул обертку, тщательно следя за тем, чтобы она даже не помялась, затем снял ее, открыв подарок.

Это была фотография в серебряной раме. Его мать, в длинном платье и черных перчатках, разговаривала с другой женщиной, также в длинном платье и перчатках.

– Это принцесса Маргарет! Разве это не замечательный подарок, Том-Том?

Он ничего не ответил.

– Я подумала, что лучше всего повесить ее над твоей кроватью, чтобы ты видел ее каждое утро, когда проснешься. Правда, там ей самое место?

Томас смотрел в стол, скрывая свое разочарование.

– Это та премьера, о которой я тебе рассказывала. Это было еще до твоего рождения. Мы сняли этот фильм, чтобы собрать денег для «Оксфам». Они помогают детям, которым меньше повезло в жизни, чем тебе. Принцесса Маргарет сказала мне, что обожает мои фильмы! Ты бы хотел когда-нибудь встретиться с принцессой?

Томас не понимал до конца, что такое принцесса.

– Да.

– Тогда тебе нужно быть хорошим очень долгое время. Принцессы ни за что не придут на встречу с плохим мальчиком. Ты не смотришь на фотографию. Она тебе точно нравится?

Томас посмотрел на фотографию и кивнул.

– Принцесса очень расстроилась, когда я оставила свою карьеру для того, чтобы родить тебя, Том-Том, – ведь это означало, что она больше не увидит новых фильмов с моим участием. Она спрашивала меня, ценишь ли ты эту жертву, и я сказала ей, что ты чудесный сын и очень ценишь это. Я была права, когда ответила так, Том-Том, разве нет?

Он кивнул.

– Ты ведь ценишь это, да, Том-Том?

Почти шепот:

– Да.

Глория Ламарк взяла фотографию, повернула ее к себе и всмотрелась в нее.

– Это было семь лет назад. Я до сих пор так же красива? – В ее голосе была почти тоска.

Зрелище печали на лице матери заставило Томаса позабыть о своем разочаровании. Он не выносил, когда его матери было грустно.

– Ты сейчас еще красивее, – сказал он.

Она протянула к нему руку, пахнущую хвоей. Он взял ее своими маленькими ручками и поцеловал.

– Я рада, что тебе понравился подарок, – сказала мать. И улыбнулась.

Томас улыбнулся в ответ и сжал ее руку. Он был счастлив.

37

Наконец-то успокоился. Пыль на фотографии. Томас вытер ее тряпкой и отступил назад. Его мать разговаривает с принцессой Маргарет. Старая фотография. Одна из десятков, развешанных по стенам его комнаты. Он долго не смотрел на нее.

Долго? Сколько?

Где ее сняли? По какому случаю?

Память опять подводила его. Кто-то будто наудачу вырывал из нее страницы. Бесполезная чепуха никогда не забывалась: он с фотографической точностью мог вспомнить электронные схемы плат всех бывших у него компьютеров, каждую микросхему, переключатель, проводок, гайку, винт, спайку. Полностью бесполезные знания. А необходимые вещи исчезали. Такие, например, как этот репортер, Джастин Флауэринг, который был его гостем, который нуждался в его гостеприимстве, его внимании, его заботе. Он забыл о нем вчера и не принес ему еды и воды.

Одну стену комнаты полностью, от пола до потолка, занимали полки с научными и медицинскими книгами и книгами по технике. На трех остальных стенах не было ничего, кроме фотографий матери.

На столе стоял мощный микроскоп и набор заключенных в стекло образцов клеток животных и человека. Ему нравилось изучать невидимое глазу. Возможно, когда-нибудь он предпримет какое-нибудь биологическое исследование. Он не слишком уважал Дарвина и предпочитал ему своего тезку, Карла Ламарка. Когда-нибудь он всерьез этим займется. Ему нравился процесс исследования. Часы, дни, месяцы, годы наблюдений, экспериментов, терпения.

Процесс исследования символизировал собой порядок.

Внизу, в кухне, звякнул звонок микроволновой печи.

Томас подошел к окну – высокий и уверенный в себе, хозяин этого дома – и выглянул из-за занавесок, которые никогда не открывал, чтобы в комнату не проникли молекулы дерьма и мочи, которые сбрасывают с самолетов. Рассвет размывал темноту. Он слышал, как по улице проехало такси, видел сквозь перила галереи его габаритные фонари.

Воскресенье.

У тебя сегодня выходной, доктор Теннент? Ты отдыхаешь? Трахаешь свою мокрохвостку?

Его внимание привлекла еще одна фотография матери – самая любимая. Мать лежала на диване в неглиже, сквозь которое ясно видна была ее грудь. В одной руке она держала бокал шампанского, в другой – сигарету, вставленную в длинный мундштук. Она смеялась.

Он попытался вспомнить, когда они последний раз смеялись вместе, но эта страница была вырвана.

Губы высохли. Нужно выпить воды или еще чего-нибудь. Интересно, у матери в могиле тоже сухо?

Он спустился в кухню и вынул из печи пиццу «Сан-Марко» с копченной в дыму ветчиной и грибами. Он подозрительно оглядел красные помидорные ломтики, разлегшиеся на тающем сыре. Они были похожи на помидорную кожуру, которую он когда-то видел в собственной рвоте.