Некто вторгся в АРХИВ примерно с сорока различных телефонных входов одновременно, причем к каждому из них подсоединился еще с сорока линий, расходящихся по всему миру. Если проследить дальше, то имелись еще множественные разветвления. Кэрмен вежливо разъяснил, что для поимки преступника потребовалось бы индивидуально проследить линии более чем шести миллионов телефонных номеров, разбросанных как минимум по тридцати странам. Сделать это просто невозможно. Сержант заключил, что, по всей вероятности, это работа какого-то скучающего студента или программиста, который мог находиться почти в любой точке мира. И шанс, что нападению подвергнется именно этот отдельный светофор, составлял один к миллиарду.

Джо мало говорил на этой встрече. Объяснения сержанта-детектива успокоили проректора и сняли подозрения с университета.

Он снова взглянул на портативный компьютер и зевнул. Сегодня был утомительный день. Он вывез на природу Карен, Джека и Стасси, и они устроили пикник в парке старинного поместья. Днем стало жарко, а возвращаясь, они застряли в пробке на шоссе, и Джек закапризничал.

Стасси справлялась со своими обязанностями хорошо. Она была спокойна, старательна и с охотой занималась любой работой по дому в любое время, кроме тех часов, когда отправлялась к Блейку в Центр сохранения человеческих органов или ездила за покупками.

Джо был несколько удивлен: девушка почему-то никогда не проявляла желания выйти по своим делам, развлечься. Может быть, она пока присматривалась к обстановке. Похоже, что ей нравится находиться в доме, играть с Джеком, помогать Карен. Но все-таки в ней было что-то странное, хотя он и не мог понять, что именно. Сегодня в машине она болтала на заднем сиденье с Джеком, но каждый раз, когда он смотрел в зеркальце, она словно наблюдала за Джо, улыбалась ему. В конце концов он начал избегать смотреть в зеркальце, потому что это отвлекало его внимание.

Он снова зевнул, ему захотелось спать. Надо было еще часок поработать, и Джо отправился вниз, чтобы приготовить себе кофе. Спускаясь, он услышал музыку, шум мотора автомобиля, крики, доносящиеся из гостиной. Стасси смотрела видео.

Он заглянул в дверь, узнал музыку: «Крестный отец». Еще одна старая лента. Она питала к ним слабость, смотрела их почти каждый вечер. За прошлую неделю посмотрела «Жало», «Смерть в Венеции», «Французский связной», «Влюбленные женщины» и «Лучшие годы мисс Джин Броуди».

– Привет, – сказал он. – Я собираюсь варить кофе. Вы не хотите?

Она сидела на уголке софы в свободной блузе с короткими рукавами и черных брюках, ничего не замечая, кроме кадров фильма. На экране Аль Пачино шел через широкий луг. Вокруг него с лаем бегала собака. Двое мужчин сидели в садовых креслах.

– Гулливер, – сказала она неожиданно.

– Что? – спросил Джо.

Она наклонилась вперед, словно еще более увлекшись фильмом.

– Вы сказали «Гулливер»? – Он недоуменно остановился, ожидая ответа, но его не последовало. Поглощенная фильмом, Стасси не замечала его. Он почувствовал себя посторонним в этой комнате. И вышел, прикрыв за собой дверь.

В кухне Джо набрал воды в чайник, зажег газ. За спиной у него кто-то двигался. В кухню вошла Стасси.

Она застенчиво улыбнулась.

– Можно мне стакан воды? – Ее голос звучал еще выше и звонче обычного, а ее глаза, едва столкнувшись с его взглядом, сразу же скромно опустились вниз.

– Разумеется. – Он поморщился, удивившись, зачем ей понадобилось спрашивать. И тут она снова посмотрела на него, словно ища поддержки. – А вы уверены, что не хотите кофе? – спросил он.

– Нет, спасибо. Лучше воды.

– Вам понравился фильм?

Она кивнула, но что-то, казалось, беспокоило ее. Она прикусила губу и отвернулась от него с потерянным видом. Джо смотрел на нее, недоумевая, в чем дело, и вдруг почувствовав беспокойство за нее. И тут она протянула руку, открыла дверцу буфета и достала оттуда стеклянный стакан. Подержав его какое-то время в руке и разглядывая, словно это был приз, она прошла мимо Джо и подставила стакан под кран.

– Вы всегда можете наливать себе воду из бутылок, – сказал он.

– Спасибо, это замечательно, – откликнулась она, – но я люблю такую воду. – Она повернулась, держа стакан левой рукой и свободно качая другой, и прошла в нескольких дюймах от него, причем ее правая рука слегка задела его промежность.

Он резко отступил назад, дернувшись и ощутив резкое эротическое возбуждение. Она, не задерживаясь, прошла к дверям, словно ничего не заметив. Его мысли смешались. Было похоже, что она сделала это намеренно. Но нет, она не могла этого сделать.

Выходя из кухни, она бросила на него мимолетный взгляд, в котором ничего нельзя было прочесть – он мог означать и все и ничего.

Случайность, всего лишь случайность. Он попытался отбросить эту мысль, но не мог удержаться и вспомнил ощущение ее пальцев, пробежавших по передней части его плисовых брюк. И взгляд, которым она одарила его, выходя из дверей. Понимающий взгляд…

Когда он открывал банку с кофе, руки у него так дрожали, что часть гранул просыпалась на пол. И потребовался почти час, чтобы он смог на чем-то сосредоточиться.

Позже, лежа на раскладушке рядом с кроватью Карен, как он делал со дня ее возвращения из больницы, он снова подумал о глазах Стасси, наблюдавших за ним через внутреннее зеркальце машины. И о спокойной улыбке на ее лице. Думал о ее руке, коснувшейся его на кухне. И вдруг почувствовал страх.

Когда он представил себе ее лицо, что-то в его выражении показалось ему одновременно знакомым и совершенно чужим. Внутри его набирало силу необъяснимое опасение, и это еще больше его возбуждало.

61

Во вторник вечером Карен отправилась в постель сразу после раннего ужина, чтобы хорошо отдохнуть перед предстоявшим на следующий день путешествием в Лондон и тяжелым испытанием – докладом Джо в Королевском обществе. Она нервничала, боясь появиться на публике, и сожалела о своей браваде, когда заявила Джо, что решила поехать с ним. Она хотела быть там, чтобы поддержать его, но сомневалась, что поступает правильно. Не лучше ли ей пока оставаться дома и не показываться на людях? Но каждый раз, когда она говорила об этом Джо, тот не хотел ее слушать.

Джо вернулся в кабинет и сел за стол. Он не был доволен своей речью. Еще раз перечитал текст сообщения, которое он сделал три года назад, и понял, что все написанное теперь – лишь перефразировка, но более осторожная и менее оптимистичная, его прежнего доклада. Все плоско, сглажено, никакой изюминки, и он опасался, что публика подумает: стареет профессор, теряет запал.

У него была одна неразыгранная карта, которую он на этот раз не собирался использовать. Но он чувствовал, что завтра понадобится выложить нечто такое, чтобы публика почувствовала шок, чтобы слушали разинув рты. Имелось одно-единственное, чем он мог добиться такого эффекта, и он включил настольную систему и вошел в АРХИВ.