Малая частичка его, которая выжила, когда он попал в катастрофу, малая частичка, которая прочла экзаменационное задание. Частица, которая прошлой ночью…
Невозможно. Ничего не произошло прошлой ночью.
В половине третьего Харви опять позвонил Анджи. Никто не ответил. Он позвонил в четыре часа, и снова безрезультатно. В шесть часов она сама подошла к телефону и, услышав его голос, повесила трубку.
Он тотчас перезвонил.
Голос ее был натянут, как струна.
– Я больше никогда не хочу тебя видеть, – сказала она. – И не хочу с тобой разговаривать.
Миссис Мэннингс ушла, и ему не нужно было волноваться, что его подслушивают.
– Мне нужно кое-что объяснить тебе.
– Объяснить? – переспросила Анджи. – Нет, позволь мне кое-что объяснить. Мне не разрешают встречаться с Тимом. Маме он не нравится. Если бы не это, я бы обратилась в полицию. – Голос ее прервался, и Харви понял, что она плачет. – И он тоже. – Анджи снова повесила трубку.
Лицо его в зеркале материнского трюмо было жестоким, с темными кругами под глазами. Казалось, загар сошел, а над верхней губой и на подбородке залегли тени. Он снова набрал номер Анджи. Телефон прозвонил пять раз, прежде чем она взяла трубку.
– У тебя в спальне есть постер Саймона и Гарфункеля?
Анджи помолчала, а когда заговорила, голос ее звучал холодно и спокойно:
– Прошлой ночью ты меня изнасиловал. А теперь хочешь знать, есть ли у меня постер Саймона и Гарфункеля?
– Ну так есть?
– Черт возьми, Харви, сейчас самое время играть в интеллектуальные игры.
– Есть или нет?
– Ты – шизик. Известно тебе это? Я смотрела передачу по телевизору про шизофреников. Вся эта чепуха насчет того, что ты оставляешь свое тело и путешествуешь, и то, что тебя отослала с небес твоя мамочка, – это классический шизофренический бред. Они сказали, что больше всего подвержены шизофрении подростки. И что обычно это случается после травмы головы. Тебе нужно обратиться к психиатру, потому что ты – шизо.
– У тебя висит постер Саймона и Гарфункеля на стене слева от окна?
– Да, черт возьми. И что из этого?
– Он новый, не так ли?
– Я повесила его два дня назад.
Харви уставился на маленькие дырочки в мембране телефонной трубки, затем положил ее на рычаг. В комнате жужжала навозная муха. Он встал, и страх, который весь день преследовал его, сполз, как старая кожа. Его место заняло что-то еще, он не мог определить – что.
Он выиграл!
Харви улыбнулся.
Сучка.
Он спустился вниз в спертую, безжизненную атмосферу отцовского кабинета, где он вел прием, и сел на его стул. Стол был аккуратным и пустым. На нем стояла мраморная подставка для ручек и карандашей, книга записей в кожаном переплете и фотография в рамке – отец рядом с матерью. Справа висела полка, где располагались хирургические инструменты, слева стоял книжный шкаф, аккуратно заставленный ровными рядами книг. Сердце Харви снова забухало, будто боксерская перчатка била по груше.
Он снял с полки «Руководство по психическим болезням» Холланда, книга сразу открылась в нужном месте. На странице 279. Номер страницы он знал наизусть. После несчастного случая он прочел этот абзац несколько раз.
«Больной может страдать манией пассивности, поскольку находится под контролем какой-то внешний силы, такой как Бог, Би-би-си или умерший человек».
«Тебе нужно возвращаться обратно, дорогой!»
«Время от времени больной может слышать комментарии, как бы исходящие от постороннего лица. Он может слышать, как о нем говорят другие люди, как они его обсуждают».
Прошлой ночью, когда он переместился в дом Анджи, он слышал своих одноклассников.
«Она трахается со всеми без разбора».
«Харви нужно попробовать вставить его ей в ухо».
«Трахни ее, Харви!»
«Да, стащи с нее штанишки».
«Трахни ее!»
«Трахни эту сучку!»
Конечно, шизо.
Его контролируют внешние силы. Это объясняет, почему он беспомощно наблюдал за собой, когда прошлой ночью ехал на «мини». Почему он видел как бы со стороны то, что он сделал с Анджи и мальчишкой.
Однако это не объясняет, почему он видел то, что было у нее в спальне.
Вторник, 23 октября
Кэт сидела за своим столом и быстро печатала:
«Эксперт по выживаемости Дуг Ивелл сообщил „Новостям“: „В гробу, где ощущается нехватка воздуха, выжить более двух часов невозможно, но, если туда проникает воздух, человек, предположительно, может прожить несколько дней, прежде чем умрет от дегидрации“».
Она бросила взгляд на блокнот со стенографическими записями и продолжила набирать.
«Отец миссис Дональдсон, оптовый торговец фруктами в Истбурне Мик Макензи, добавил: „Семья обдумывает, не подать ли на клинику в суд“».
Кэт перелистнула страницу.
«Алан Ньюком, директор похоронного бюро „Уайлиз“, одной из самых больших на юге похоронных компаний, сказал:
„В Викторианскую эпоху в Англии захоронение людей заживо представляло настоящую опасность, так же как и в наши дни во многих жарких странах, где, в соответствии с обычаем, хоронят очень быстро.
В современной Англии существует строгая медицинская процедура установления смерти, поэтому захоронение заживо считается почти невозможным. За последние сорок лет я ни разу не сталкивался с подобным случаем“».
Кэт отхлебнула кофе. Он стал холодным, и наверху образовалась пленка, капля сбежала по чашке на темную потрескавшуюся поверхность письменного стола. Запах морга стоял в ноздрях, в желудке. Проникал в мозг.
В ее кремово-коричневый мозг.
Мозги совсем не серые, они серые только в формалине.
Это сказала ей Мэнди из морга. Просто еще одно маленькое подтверждение, что не все в жизни таково, как представляется.
– Что такое? Забыла принять пилюли для веселья? – Эдди Бикс взгромоздился на краешек стола, его кожаная дутая куртка покоилась рядом с красным подносом для бумаг.
Кэт слабо улыбнулась в ответ.
– Догадайся, что мне еще нужно сделать?
Эдди бросил перед ней черно-белую фотографию, где она брала интервью у викария церкви Святой Анны.
– Ну и как? Деловая барышня!
На фотографии Кэт сгорбилась и наклонилась вперед с благочестивым выражением лица, вцепившись в свой блокнот, как в кружку для подаяния. Викарий смотрел на нее как на падшую женщину.