Дора Ранкорн ответила на ее звонок. Да, она действительно была у нее в понедельник утром, но Кэт показалась ей какой-то полусонной. Кэт поблагодарила ее, сказала, что помнит послание, но не видит в нем особого смысла. Дора Ранкорн заверила ее, что еще увидит. Кэт сказала, что, когда выйдет из больницы, ей бы хотелось взять у нее интервью для газеты, и медиум, казалось, осталась довольна.
Накануне мистер Амритсан снял швы, и сегодня Кэт выписали из больницы. Патрик уже вернулся из Бельгии и должен был быть здесь через пару часов. Он настоял на том, что приедет и отвезет ее домой.
После завтрака, в третий раз на этой неделе, Кэт посетил невропатолог доктор Найтингейл, мужчина лет сорока, с насмешливым и приятным лицом. В начале недели он сделал ей электроэнцефалограмму и несколько других анализов. Молоточком проверил рефлексы, колол иголками большие пальцы ног, пальцы рук и лоб, задал несколько вопросов, потом с мягкой профессиональной улыбкой заверил ее, что все, кажется, «абсолютно тип-топ».
После невропатолога сразу пришел заведующий отделением, которого Кэт никогда раньше не видела, и сказал, что она не должна выходить на работу еще две недели. Затем вручил ей рецепт на болеутоляющие, которые, как он сказал, можно заказать в больничной аптеке. Потом она приняла душ и вымыла голову.
Кэт отодвинула полиэтиленовую занавеску, вышла из глубокой эмалированной ванны, завернула волосы в полотенце и остановилась перед затуманенным от пара зеркалом, изучая два пореза на своем лице. На них уже образовалась корочка, заживали они хорошо. Веснушки на ее бледной коже были едва заметны, веки припухли. Большой синяк на левой груди начал потихонечку сходить. Кожа на правом боку была содрана, а на бедрах и ногах виднелись синяки и царапины. Разрез на животе превратился в эластичную темную линию.
Кэт вставила фен в розетку. Горячий воздух создавал приятное ощущение, волосы разлетались мелкими прядями, приятно пахло ланолиновым шампунем. Она, как обычно, тщательно почистила зубы, помазала шариковым дезодорантом под мышками, попрыскала туалетной водой «Фиджи» вокруг шеи и немного на талию и бедра. Духи приободрили ее, она почувствовала себя несколько лучше, навязчивый больничный запах больше не преследовал ее.
Кэт накладывала косметику, мысленно перебирая, что ей еще предстояло сделать. Она еще ничего не предприняла относительно страховки на «фольксваген». Интересно, подлежит ли автомобиль ремонту и не нужно ли ей чего-нибудь из того, что осталось в бардачке или в багажнике. Но она ничего не могла вспомнить.
Одежда, которая была на ней в день аварии, аккуратно сложенная, лежала в сером пластиковом пакете. Кэт содрогнулась при виде кровавых пятен на блузке и разрезанных пиджаке и юбке. К счастью, теплое пальто из верблюжьей шерсти было только слегка порвано в одном месте, в нем вполне можно будет вернуться домой. Она надела свежее белье, пуловер, джинсы и ботинки, погляделась в зеркало и, усевшись в кресло у кровати, вынула из сумочки записную книжку, чтобы просмотреть записи.
Вошла спокойная темноволосая сиделка и спросила, не нужно ли ей чего-нибудь. Кэт попросила сиделку передать букет кому-нибудь из больных, которым не носят цветов. Затем опять вернулась к записной книжке, но мысль о том, что в любой момент может появиться Патрик, мешала ей сосредоточиться.
Она вдруг забеспокоилась о своем внешнем виде и, решив быстренько вернуться в ванную и что-нибудь подправить, уже потянулась за сумочкой, но тут раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказала Кэт.
Патрик Донахью рывком распахнул дверь.
– Привет! – сказал он нежно. На нем, как обычно, было твидовое пальто, синий свитер с высоким воротом, джинсы и поношенные черные ботинки, но выглядел он сейчас гораздо лучше, чем в последние десять дней. Заметив ее синяки и царапины, он замолчал, и веселость пропала с его лица.
– Привет. – Кэт криво улыбнулась в ответ и пожала плечами, нервно откинув назад волосы, чувствуя, что ей отчаянно не хватает слов, опасаясь, что ее надежды обрести наконец тихую гавань могут не оправдаться. – Спасибо, что пришел, – продолжила она. – Правда, ты мог бы и не делать этого. Я…
Патрик сделал несколько шагов ей навстречу, крепко обнял за плечи и расцеловал в обе щеки. Не отпуская рук, он внимательно посмотрел ей в лицо, заглянул в глаза.
– Ты прекрасно выглядишь.
– Я – полная развалина.
– Ты самая прекрасная развалина из тех, что мне доводилось видеть.
Некоторое время Кэт молча смотрела на Патрика. Он подвинулся ближе. Их взгляды встретились. Кэт почувствовала, как сжалось у нее горло. Его губы коснулись ее губ. Они были мягкие, теплые, нежные. Сначала это был легкий поцелуй, потом они поцеловались еще раз, и теперь поцелуй продлился; Кэт закрыла глаза, мечтая, чтобы он никогда не кончался.
Медленно, неохотно их губы разомкнулись, она открыла глаза и увидела один большой глаз, он смотрел прямо на нее. Их щеки соприкоснулись, и они обнялись. Прикосновение шершавой щеки Патрика было приятным, мужественным, и Кэт с наслаждением погрузилась в его запахи – свежий запах лимонного шампуня, исходящего от волос, и сильный аромат туалетной воды, которой он пользовался. Она ощущала тепло его кожи, фактуру свитера. Ворсинки твидового пальто щекотали ей шею, но она не обращала на это внимания.
Патрик отступил назад, его руки лежали на ее плечах. Он внимательно вглядывался в лицо Кэт своими ясными зелеными глазами, потом сжал кулак и слегка коснулся ее щеки.
– Не могу поверить, что ты была в больнице. У тебя такой вид, будто ты неделю отдыхала.
У Кэт на глаза навернулись слезы. Она испугалась, что вот-вот расплачется перед ним, и потому показала на цветы:
– Спасибо, они потрясающие.
– Ну и прекрасно. – Патрик взглянул на саквояж и серый пластиковый пакет: – Твой багаж?
– Угу.
– Сейчас подгоню машину ко входу.
– Не стоит. Я уже могу ходить.
– Я запарковался на автостоянке. Это довольно далеко. – Он подхватил обе сумки. – Встретимся у парадной двери через пять минут.
Кэт смотрела, как он уходит, и неожиданно комната показалась ей на удивление убогой. Незастланная кровать и утренние газеты – больше ничего. Она вышла в коридор и медленно направилась к лифту.
Автомобиль Патрика находился рядом с указателем «Стоянка запрещена» как раз перед машиной скорой помощи. Это был видавший виды оранжевый двухместный «альфа-ромео» с проржавевшими дырками на дверях и мягким верхом, в некоторых местах заклеенным черной лентой.
– Боюсь, это не очень похоже на карету скорой помощи, – усмехнулся Патрик, открывая ей дверцу.
– Как здорово, что ты приехал!
Кэт осторожно опустилась на низкое твердое сиденье, протянула ноги через огнетушитель – они не достали до стенки. Перекинула через плечо ремень безопасности и защелкнула пряжку. Патрик бросил сумки в багажник и, сев в машину, закрыл за собой дверцу. В салоне пахло раскаленным маслом и мокрым брезентом. Интерьер был продуман до мелочей: маленькие круглые шкалы приборов наклонены к водителю, на полу простое резиновое покрытие. Никаких пустяков, ничего лишнего. Машина похожа на своего хозяина, подумала Кэт. Двигатель всхлипнул, потом заработал с хриплым ревом, из радиоприемника полилась громкая поп-музыка, Патрик ее выключил. Рычаг переключения передач раскачивался из стороны в сторону.