Нет. Пожалуйста. Дайте мне уйти.

Темный ледяной смерч, закружившись водоворотом, завертел ее волчком, с шумом поволок вниз, словно скоростной лифт. О, пожалуйста, нет! Она наливалась тяжестью. Свет над ней сморщивался в крошечную точку, а потом исчез.

Страх поднимался по ее телу, охватывая холодом, заключая ее в объятия, затуманивая сознание. В глаза начал просачиваться свет, грубый расплывчатый свет, холодный, враждебный, наполненный неясными зелеными очертаниями, странными звуками. Она ощутила острый укол в своем животе, потом еще один… От ужаса она закричала.

– Ничего, ничего! Все в порядке! Все в порядке!

Лица. Глаза из-за масок.

– Ничего, ничего! Все будет хорошо!

Кто-то держал в воздухе иглу. Мужчина взял ее. Опустил ее вниз. В ее паху снова возникла неистовая пронизывающая боль, и она снова закричала.

– Все хорошо! Все хорошо!

Лица растворились, превратившись в одно лицо. Глаза за толстыми стеклами. Одно лицо, омытое тусклым красным светом, неподвижное, немигающее, изучающее ее. Эрнест Джиббон.

Ей казалось, что она находилась под водой, на целые мили под водой, и слой воды давил на нее. Она попыталась пошевелиться, но тело словно налилось свинцом. Мертвая. Она была мертвой. Он знал, что она может умереть, и она это тоже знала.

Он продолжал изучать ее не двигаясь. Она посмотрела на него, на того, кто так или иначе мог бы оживить ее. Он знал ключ, знал, как снова сделать ее живой, знал эту команду, это кивок, этот рывок, эти слова, которые должны вернуть ее обратно, вытащить ее оттуда. Но он все молчал и молчал.

Она поинтересовалась, который же теперь час. Темно, казалось, что слишком темно. Голова у нее раскалывалась, и она не могла припомнить, когда пришла сюда, давно ли здесь находится. Ей хотелось, чтобы он заговорил или улыбнулся, а может, и кивнул. Прошла добрая минута, прежде чем она сообразила, что умер-то именно он.

32

На похоронах Виолы Леттерс Чарли сидела на скамье в церкви, зажатая между Хью и Зоэ. Подальше, в том же ряду, сидели Вик с женой. Несколько других лиц тоже показались ей знакомыми – по матчу в крикет, по встречам в магазинах в деревеньке Элмвуд.

Она разглядывала отпечатанные слова похоронной службы, изо всех сил боролась с желанием зевнуть, потому что спала всего лишь два часа. Ее наряд, темно-синий костюм, купленный в прошлом году, был ей тесен. Чарли надеялась, что он достаточно траурный.

Частицы наших тел имеют электромагнитные заряды. Когда наши трупы разрушаются – путем ли кремации или похорон, – все это тем или иным образом возвращается обратно, в землю, совершает новый цикл развития. У каждой частицы сохраняется своя память, как и у крохотного кусочка видеокассеты.

Слова Хью эхом отдавались в ее сознании.

Лицо Эрнеста Джиббона внимательно смотрело на нее. Неподвижное. Мертвенно-бледное.

Посмотрев на дубовый гроб с медными ручками и с цветами наверху, Чарли опять задумалась, была ли какая-либо связь между тем, что так расстроило Виолу Леттерс на той фотографии, и ее смертью.

Глупости какие. Просто несчастный случай.

На мгновение она пришла в замешательство, подумав, не Эрнест ли Джиббон лежит в том гробу на подмостках, перед алтарем, в этой маленькой церкви с настенными фресками, датированными временами норманнов, [15] как кто-то рассказал ей.

Пели «Иерусалим». Чарли держала перед собой книгу с псалмами и негромко подпевала. Это был ее любимый псалом. Обычно она находила его воодушевляющим, но сегодня все исполняли его будто в другой тональности.

Тот сеанс ретрогипноза начался сразу после часа дня и должен был продолжаться часа два-три. Было десять вечера, когда она пришла в себя, вышла из транса и увидела, что Эрнест Джиббон сидит мертвый. Она коснулась его и захныкала в страхе, понимая, что она пробыла в трансе час, а может, два, три или даже больше, пока он сидел там уже мертвый. Она не знала, вышла ли полностью из транса, и до сих под была напугана тем, что ее не вывели из него надлежащим образом.

Она спустилась вниз и постучала в комнату его матери. Ответа не последовало, и она вошла внутрь, увидев пожилую, болезненного вида женщину в постели; глаза ее были прикованы к телевизору.

– Миссис Джиббон, – сказала она, – нам необходимо вызвать скорую помощь.

– Он с пациентом. Его нельзя беспокоить, – ответила старуха, не поворачивая головы. – Ничто не должно беспокоить его.

– Это крайне срочно.

– Его не разрешено беспокоить. Это слишком опасно.

Старуха походила на приемную мать Чарли на ранних стадиях болезни, признаки которой уже были знакомы Чарли. Спустившись вниз, она отыскала в гостиной телефон и вызвала скорую помощь. Потом выпустила Бена из машины и изумилась тому, что он еще не напачкал.

Бригада скорой помощи была рассержена, приехав туда. Эрнест Джиббон умер по меньшей мере шесть часов назад, и ей следовало вызвать врача, чтобы выписать свидетельство о смерти. А не их.

Мать Джиббона вышла из своей комнаты в ночной рубашке, из которой выглядывала иссохшая грудь, и сказала им, что ее сын занят с пациентом и его не разрешено беспокоить. Когда Чарли попыталась объяснить врачам скорой помощи, что она находилась в гипнотическом трансе в комнате с мертвецом, они подумали, что, должно быть, она такая же чокнутая, как и старуха, и, вызвав полицию с полицейским врачом, уехали.

Она дождалась полиции, понимая, что мать Джиббона не в состоянии понять происшедшее, и в итоге ей пришлось утихомиривать истерику старухи, когда та наконец увидела тело сына и истина стала очевидной.

Потом вдруг появилась женщина-полицейский и стала заниматься старухой, а Чарли, после пяти утра, в конце концов уехала. Когда она добралась домой, было светло, и это обстоятельство ее порадовало.

Автоответчик записал три сообщения от Тома. Одно поступило рано утром в воскресенье, он передавал телефонный номер и номер комнаты в гостинице, как она поняла. Второе сообщение было оставлено утром в понедельник. Том сказал, что весь день будет на службе. А третье пришло вечером в понедельник: он собирался в Шотландию по делу об опеке и обещал позвонить и сообщить свой адрес, когда доберется туда.

Чарли легла в постель и хотела уснуть, но события минувших двух дней прокручивались в сознании вместе с ее возвращением в прошлое – столь живым, что каждый раз, когда она пробуждалась, обливаясь по́том, была убеждена, что все это еще продолжается. Была убеждена, что та женщина с прогоревшими до щетины волосами и почерневшим лицом все еще стояла в дверном проеме и пристально смотрела на нее; что она, Чарли, находится в карете скорой помощи и умирает, но они не дадут ей умереть, нет, не дадут ей умереть…