Она следила за движением его глаз, высматривая хоть след сомнения или беспокойства, но он только кивал и продолжал улыбаться. Проверяя, нет ли алкоголя в его дыхании, она потянула носом, но не распознала ничего, даже когда он наклонился прямо к ней. Наконец, закончив, он стянул перчатку и бросил ее в мусорное ведро. Затем вымыл под краном руки.
– Ты говорила, что последняя менструация была у тебя месяц назад.
– Да.
– Ты в этом уверена?
Он вытер руки бумажным полотенцем.
– Да. Ну, может, недель пять-шесть. Дела шли сумбурно, этот переезд…
– Одевайся, и пойдем в мой кабинет.
Раздраженная той игрой, которой он, казалось, наслаждался, она оделась и прошла в кабинет, где он делал пометки в медицинской карточке. Он отложил авторучку.
– Выходит, ты не можешь точно припомнить, когда у тебя была последняя менструация, но определенно не позже чем пять-шесть недель назад, так?
– Определенно.
Он просиял еще более широкой улыбкой и откинулся в кресле.
– Что ж… ты беременна!
Прошло какое-то время, прежде чем до нее дошел смысл этого слова. А потом оно ударило ее, словно отброшенная волнорезом волна. Неистово прокатилось по ней, завертело. В изумлении она смотрела на него, потеряв дар речи.
– Часто бывает, что у беременных женщин менструации продолжаются еще долго, – продолжал он. – За пределами двух месяцев это уже необычно, но все же и такое случается. Я сказал бы, что ты беременна примерно шестнадцать недель.
Беременна. Шестнадцать недель. Эти слова с грохотом мощного прибоя обрушились куда-то внутрь головы.
– На ощупь в матке все прекрасно, все на своем месте. Нам надо будет провести несколько тестов с учетом твоего возраста… Но я не стал бы беспокоиться. Мы организуем ультразвуковое сканирование как можно скорее.
– Шестнадцать недель?!
– Не ощущаешь ли ты внутри себя какого-то движения? Скоро ты начнешь чувствовать. – Он перевернул карточку и слегка постучал авторучкой по зубам. – Сильно удивилась?
– Но как… как это может продолжаться так долго, а я ничего не знаю?
– Это случается. У меня была толстая пациентка, которая добралась до семимесячного срока – и ничего не знала.
Беременна…
Это слово успокоило ее.
НОВОБРАЧНЫЙ ПОГИБАЕТ В УЖАСНОМ ПЛАМЕНИ.
– Ты выглядишь не очень-то счастливой. А я-то думал, ты будешь прыгать от радости.
– Я не понимаю. Все эти тесты, все эти штуки… Да мы даже и не пытались целые месяцы. Этот иглоукалыватель хотел, чтобы мы подождали, пока равновесие в моем теле…
Врач помахал авторучкой.
– Знаешь ли, Чарли, медицина – довольно забавная штука. И очень не точная наука. Я не могу сказать, почему ты не почувствовала этого раньше, равно как и не могу сказать, почему ты забеременела сейчас, а не пять или десять лет назад. Существует так много факторов, и психологические столь же важны, как и физические… А порой и более важны. – Он вытащил из стола блокнот и стал писать. – Я собираюсь дать тебе попринимать кое-какие вещи, железо и всякие диетические добавки. Алкоголь надо исключить совершенно, и ты должна избегать любых лекарств. Ты не принимала ничего последние несколько месяцев?
– Нет.
– У меня было совершенно четкое ощущение относительно того, что означают твои симптомы, но я не говорил, чтобы не возбуждать у тебя надежды, пока не был уверен.
– Так ты знал?
– Не наверняка. Это могло быть и временной ограниченной эпилепсией, но я так не считал. Том будет ужасно доволен. Позвонить ему не хочешь?
Он подтолкнул к ней телефон. Чарли покачала головой.
– Хочешь сказать ему позже? Устроить сюрприз по возвращении домой?
Она промолчала.
– Да не смотри ты так мрачно! Никогда не видел будущую мамашу, выглядящую так угрюмо, когда я сообщал ей приятные новости.
– Это не приятные новости, – сказала она. – Совсем не приятные новости.
Он нахмурился и наклонился вперед.
– Не приятные новости?
Она укусила губу, потом дернула кожу на своем большом пальце.
– Ты хочешь сказать, что все симптомы, которые у меня есть, могут быть объяснены моей беременностью?
– Да.
– Выходит, я определенно не эпилептичка и не что-нибудь еще?
– Я абсолютно уверен, что твои симптомы вызваны твоей беременностью… Беременность вызывает гормональные изменения, могущие влиять на людей как физически, так и эмоционально.
Она теребила ноготь на другом пальце.
– Да, медицина – очень удобная вещь, – едко сказала она.
– Что ты имеешь в виду, Чарли? – удивился он.
– Ею можно объяснить все, не так ли? Изящно. И все очень кстати.
– Врачи именно это и пытаются сделать.
Она встала, расстегнула свою блузку и показала на маленькую, едва заметную ребристую линию, длиной дюйма три, на левой стороне своего живота. Потом она приспустила вниз свою юбку и указала на похожую линию на внутренней стороне бедра, пониже паха.
– А как ты объяснишь все эти родимые пятна? – спросила она.
Он вышел из-за стола и внимательно рассмотрел линии.
– Это не родимые пятна, – сказал он. – Это шрамы.
– Шрамы? Это родимые пятна. Моя мать всегда мне это говорила.
– Это было зашито, причем очень и очень давно. Должно быть, после несчастного случая, когда ты была совсем маленькой. Очень аккуратные линии. Тебя могли порезать каким-нибудь ножом или стеклом.
Чарли подтянула свою юбку и села, застегивая блузку.
– Ты уверен в этом?
Он тоже уселся.
– Да. При старом способе наложения швов оставались такие вот отметки, теперь зашивают значительно лучше.
Чарли помолчала, ощущая на себе его обеспокоенный взгляд.
– Тони, а еще неродившиеся дети способны воспринимать то, что происходит вокруг, когда они находятся в утробе? То есть я хочу спросить… можем ли мы… ну, что-то вроде… как бы жить жизнями наших матерей так же, как и они, и потом вспоминать что-нибудь?
– Вспоминать какие-то вещи, которые делали наши матери, пока мы были в утробе?
– Да.
Он откинулся в кресле.
– Что это значит, Чарли? Кажется, что-то по-настоящему мучит тебя. В прошлый раз ты спрашивала о перевоплощении, а теперь спрашиваешь о внутриутробных воспоминаниях. – Глаза его сузились, и он задумчиво кивнул. – Еще неродившиеся дети могут реагировать на раздражители, это доказывают тесты.