Видны освещенные окна домов в долине, темные очертания холмов вдалеке, звезды и восходящая луна, почти полная. В лунном свете видно теплицу в саду. На миг вспомнились посаженные Виктором помидоры. Он их уже никогда не увидит, никогда не съест. Даже дневного света больше не увидит.
На краткую долю секунды перехватило горло. Все-таки Виктор был не так плох, подумала Джоан. Было в нем что-то хорошее, правда?
В сознание врезался хриплый голос Дона:
— Давай дальше, уже почти все.
Она достала с донышка замороженный бисквитный торт в коробке и рубленую свинину, купленную со скидкой.
— Теперь все. — Нервно заглянула внутрь, плохо соображая.
А вдруг он не войдет?
Через пять минут они сняли с Виктора одежду, часы, обручальное кольцо.
— Нечего пропадать хорошим вещам, — заметила Джоан.
С трудом поволокли тяжелое обмякшее тело на кухню и дальше в тесный чулан, оставляя за собой кровавые пятна и мозговую жидкость.
Хорошо, что Дон сильный, она совсем обессилела. Поднатужившись, завалили тело в морозильник, после чего оно, к ее огромному облегчению, легко ушло на дно. Пришлось лишь придержать руки-ноги, чтобы не зацепились за крышку. Джоан старалась не смотреть в выпученные глаза. Фактически старалась вообще ни на что не смотреть. Впрочем, не смогла не взглянуть на крошечный сморщенный пенис. Вот о чем никогда сожалеть не придется. И она принялась забрасывать его замороженными продуктами.
— Надеюсь, не проголодается, когда проснется, — сказал Дон, захлопывая крышку.
Джоан в ужасе посмотрела на него.
— Ты думаешь…
Он положил ей на плечо мясистую руку, крепко стиснул.
— Не бойся, мертвее не бывает.
Дальше весь вечер они отмывали квартиру, вычистили ковры на лестнице и кухонный пол, отскребли также стены в гостиной. Капли крови и мозгов попали на потолок, на один абажур, на экран телевизора.
— Будем надеяться, Пуаро не заметит, — пошутил Дон, смахнув каплю с экрана.
Джоан не улыбнулась.
Вскоре после полуночи Дон, устав от уборки и вздрючившись до дрожи от бессчетных кружек кофе, отправился домой, пообещав вернуться самым ранним утром.
Джоан долго сидела внизу, тупо глядя на продавленное кресло, где сидел Виктор, когда она его ударила молотком-гвоздодером. В доме тихо, душно, спертый воздух давит. Время от времени слышен щелчок морозильника. Войти в кухню страшно, тем более сегодня, тем более в темноте.
Со временем она пошла наверх. В ванной пахнет одеколоном Виктора, его лосьоном после бритья. В спальне тоже, хотя не так сильно. В раковине осталась пара длинных волос из зачесанной на плешь пряди. Это ее тоже всегда раздражало. Ленивый неряха вечно роняет и оставляет волосы, даже не думает подобрать. Джоан их подхватила салфеткой, слегка радуясь, что делает это в последний раз, открыла крышку мусорного ведра, нажав на педаль, выбросила туда салфетку с волосами. Крышка громко захлопнулась, она вздрогнула.
Боже мой, нервы ни к черту. Ничего удивительного.
Опустила занавеску в ванной, направилась в спальню и там занавесила окна, надеясь, что досужие соседи не подглядывают и не увидят ничего странного в том, что она в два часа ночи опускает шторы. Обычно они с Виктором ложатся в одиннадцать.
По инструкции Дона сняла с себя все, сунула в черный пластиковый мешок для мусора. Утром Дон увезет его на муниципальную свалку, заберет одежду Виктора и молоток-гвоздодер, который он спрятал на самом дне своего ящика для инструментов.
Надев ночную рубашку, Джоан проглотила две таблетки аспирина, сбросила на пол с кровати полосатую пижаму Виктора, забралась в пустую постель, сохранившую его запах, выключила свет, сразу снова включила. Сегодня в темноте очень страшно. В голове гудит. Завтра у них с Доном очень много дел.
Она тупо смотрела на слепой экран телевизора, стоящего на полке за изножьем кровати. Смотрела на шлепанцы Виктора из коричневой кожи, на роман Агаты Кристи на его тумбочке, вслушивалась в молчаливую ночь. Ночь звучит очень громко. В ушах стоит тихий звон, где-то вдали воет сирена, то ли полицейская, то ли медицинская, то ли пожарная. Вопят коты в драке. Возможно, в ней участвует Грегори.
На часах 2.59. Потом 3.00. Потом 3.01.
Джоан включила телевизор, увидела знакомого медиума, беседующего со зрителями в студии.
— Со мной на связи некая Мэри, — говорил он. — Кто-нибудь из присутствующих потерял недавно женщину или девушку по имени Мэри?
Джоан всегда нравились такие шоу, но теперь она встревожилась и переключила канал. Два парня и девушка сидят в огромной пепельнице и курят. Она прислушалась к их болтовне, снова нажала на кнопку пульта. Старый фильм. Гленн Клоуз в своем доме, вдруг кулак в черной перчатке разбивает окно, открывает дверь.
Она снова поспешно сменила канал, опять взглянула на часы. 3.14.
Захотелось в туалет — чертов кофе!
Вылезла из постели, прошлепала в ванную, села на унитаз, помочилась, пошла к раковине вымыть руки.
И заледенела.
В раковине лежали два длинных черных волоса Виктора.
— Тебе померещилось, — заявил Дон, приехавший в девять утра.
— Нет. Не померещилось. — Руки тряслись так, что Джоан с трудом открыла банку кошачьих консервов.
— Конечно, померещилось. Все это от нервов.
Глаза у нее воспалились после бессонной ночи, на голове тугая повязка.
— Не померещилось. Я заглядывала в мусорное ведро, там вчерашние волосы в салфетке.
Она выложила вонючий корм в миску, поставила на пол. Грегори, как всегда, мрачно взглянул на еду, а потом на хозяйку, словно подозревая, что его хотят отравить.
— Видно, вчера ты просто их не заметила, — продолжал Дон. — Мы оба устали. — Обнял ее, стиснул, ткнулся носом в ухо. — Пойдем в постель. Я с ума схожу.
Джоан оттолкнула его.
— Я их не могла не заметить. В постель мы не пойдем. Ты сам говорил, что я должна пойти в полицию. И я должна пойти на работу. Ты сам говорил, что мы должны вести себя нормально.
— Правильно. Поэтому пойдем в постель. Это будет нормально.
— Ни за что, пока Виктор лежит в морозильнике.
— Пойдем, ангел. Ведь мы сделали это, чтобы вместе быть.
Она взглянула на него.
— Не могу. Это нехорошо. Я не в настроении. Ясно?
Они молча смотрели друг на друга.
— Хорошо тебе — уехал домой к своей женушке, а я осталась одна с мужем в проклятом морозильнике.