– Я ничего не выяснял, миссис Джонсон. Я не читаю некрологов. Не просматриваю газеты в поисках сообщений о дорожных происшествиях и не пытаюсь связывать их с моими клиентами; не копаюсь в их школьных годах в надежде извлечь на свет божий давно забытые ими факты, чтобы поразить их. – Он улыбнулся. – К тому же подавляющее большинство тех, кто приходит сюда, называются вымышленными именами, откуда бы мне знать, где и что искать?
Он не сводил с нее взгляд, и Алекс виновато опустила глаза, а он мягко продолжал:
– Я не пытаюсь также сообщать лишь хорошие известия: я передаю только то, что слышу. В этом и заключается мой дар; это все, что я могу делать. – Он, как бы извиняясь, поднял брови. – Нам свойственно заблуждаться относительно тех, кто покинул нас. Нам кажется, что поскольку они ушли, то тем самым обрели искренность. – Он покачал головой. – Дабы обрести ее, требуется больше, нежели одна жизнь, а искренность лишь одно из того многого, что предстоит нам усвоить на долгом пути по этой жизни и в следующей. Души могут лгать, что они часто и делают; могут искажать ход событий. Видите ли, ничего не меняется одним махом, только лишь оттого, что перешло на иной уровень существования. Если в этой жизни у вас плохая память, то она не может внезапно улучшиться в следующей.
Она увидела его мягкую смущенную улыбку, и ей не захотелось обижать его.
– У моего сына была отличная память.
– Такие аварии происходят очень быстро. Все, как правило, носит сумбурный характер; все идет кувырком, ничего не понять, – вот почему я неохотно берусь устанавливать связь с теми, кто сравнительно недавно покинул нас: нужно, чтобы прошло, самое малое, месяца три; а эта трагедия произошла несколько недель тому назад, не так ли?
Она кивнула.
– Обычно я мало помню из того, что сообщаю во время сеанса, в конце я с трудом припоминаю, о чем шла речь, но тут все совершенно иное, никогда в жизни я не воспринимал информацию в столь ярком и живом виде. И прошу вас, не надо цинизма, мы должны продолжать.
– Вы ошиблись и еще в одном, – сказала она.
Он улыбнулся:
– В чем именно?
– Вы говорили, что кто-то звал Гарри, и сказали, что тут какая-то странность, ибо это была девушка.
– И что же?
– А она не могла называться Кэрри?
– Кэрри?
Алекс кивнула.
– Порой из-за помехи не все воспринимается отчетливо, – сказал он. – Кэрри? Да, Кэрри. – Он на секунду прикрыл глаза и снова поднял веки. – Да, могло быть и так.
– Скажите, вы во время сеанса говорите и с живыми или только с теми, кто уже покинул нас?
– Я тот, кого называют медиумом, миссис Джонсон; я связующее звено между миром земным и потусторонним, – спокойно сказал он, глядя на нее.
– Тогда я не понимаю, каким образом вы могли говорить с Кэрри?
– А почему бы и нет?
– Потому что она жива. Живее не бывает, она в Америке.
По лицу его скользнула тень сомнения, словно пролетевшая птица задела его крылом, в глазах появилось откровенное беспокойство. Он покачал головой:
– Она пыталась пробиться, миссис Джонсон, вот все, что я могу вам сказать. Вы уверены, что она еще в нашем мире? Что и она не стала жертвой несчастного случая?
– Разве вы не можете выяснить это телепатическим путем?
– Многие пытаются именно так объяснить суть дарования медиума, миссис Джонсон. Что, мол, мы телепатически считываем информацию, просто сканируем мозг наших клиентов. Но надеюсь, вы не будете повторять эти стародавние глупости, не так ли? Ибо я поведал вам о двух вещах, которых не было у вас в голове: о том, что ваш сын столкнулся с грузовиком и что Кэрри, кто бы она ни была, старается дать о себе знать.
Она продолжала смотреть на него, собираясь с мыслями.
– Мне очень жаль, миссис Джонсон, что вы столь скептически настроены. Не знаю, удастся ли мне разубедить вас, но я все-таки попытаюсь.
– Что вы имеете в виду?
Он погрузился в долгое молчание. Алекс слышала лишь шипение газа в камине и мурлыканье кошки; с улицы доносилось шуршание шин, она уловила стук захлопнувшейся двери и подумала, уж не явился ли следующий клиент.
Внезапно он наклонился к ней, его лицо было так близко, что она почувствовала тепло его дыхания.
– Миссис Джонсон, – сказал он. – Фабиан хочет вернуться.
Она уехала смущенная и разочарованная. Мейн был прав, подумала она. Прав был и младший викарий. Ничего нельзя добиться, пытаясь вернуть ушедших, все подобные попытки заканчиваются только – как он сказал – разочарованием и злом. Слова эти отдавали огнем и серой. Он рекомендовал ей пасторальный мир и покой, в котором мягко звучат колокола.
Неужели она столкнулась с тем самым злом, о котором он говорил? Нет, обида, горечь – может быть, но не зло. Возможно, игра, фокусы. Она вспомнила: комната источала опасность, пока в ней не появился Форд; неужели там живет зло? Может, пока он погружен в транс, оно выскальзывает из-за портьер и садится в кружок рядом с кошками? Она поежилась. В мире так много того, чего она не знает и никогда не узнает – так же как и большинство людей, – тайные общества, странные обряды, общение с богами, дьяволами и покойниками. Кто знает тайну? Или истину? Неужели Морган Форд в своем аккуратном сюртучке, восседающий в своей великолепной гостиной, один из тех немногих, кому открылся истинный смысл жизни? Неужели ему одному вверена ее тайна? И если так, то что он делает со своим даром? Сидит в этой странной комнате и говорит ложь скорбящим женщинам?
Алекс услышала нетерпеливый гудок у себя за спиной и подняла глаза – на светофоре был зеленый. Взглянув в зеркало заднего вида, она увидела вплотную за собой капот такси, вскинула руку и двинулась в сторону Гайд-парка. Свернула налево, сбросила скорость и включила стоп-сигнал. Куда она едет? Понедельник, одиннадцать утра, в офисе ее ждут неотложные дела, но она не может заставить себя приняться за них, пока еще не может – в сравнении с постигшим ее разочарованием все кажется несущественным. Чего же она ждала, подумала Алекс и повела плечами.
Может, в самом деле, с грустью подумала она, Фабиан пытался что-то сказать ей. Она была уверена: те странности, что происходят вокруг нее, непонятная игра ее воображения – все это имело какой-то смысл. Она не сомневалась, что пошла к медиуму по настоянию Фабиана. Алекс улыбнулась, и глаза ее увлажнились. Она надеялась узнать что-нибудь о его смерти, думала, что он объяснит ей нечто особенное, но теперь все рухнуло – обман, еще один грязный трюк, который сыграла с ней жизнь.
Да, Мейн был прав. Он и такие, как он, ближе всех к истине, пусть они и восседают в своих лабораториях в окружении пипеток, мензурок и горелок, с компьютерами, которые все время решают вводимые в них уравнения, пытаясь вывести единую всеобъемлющую формулу.