Господи, внезапно подумала она, как давно все это было. Как много времени прошло с тех пор, когда он был жив и все было нормально.
Раздался ужасающий вопль, похожий на крик зверя в ночи; он заглушил барабанную дробь и вознесся над Алекс, его издал кто-то из участников круга. Крик повторился. Тише, еще тише, крик перешел в хрип, будто кто-то пытался втянуть воздух сквозь переломанное горло. Кто издал его? Форд? Милсом? Орм? Сэнди? Понять невозможно.
– Мама.
Голос Фабиана, слабый и испуганный. Раздался щелчок, и музыка смолкла.
– Мама.
Ни тени сомнения – это голос ее сына. Алекс стал бить озноб, комната превратилась в глыбу льда, ее трясло так, что она с трудом могла сидеть на месте.
– Дорогой мой, – взволнованно громко сказала она, – здравствуй, мой милый.
Снова ужасный захлебывающийся звук, затем страшный пронзительный крик молодой женщины – такого ей еще не приходилось слышать, его эхо, подумала она, будет теперь вечно метаться по комнате.
«О Боже, пожалуйста, прекрати это, – подумала она, – прекрати сейчас же».
– Кто здесь? – услышала она спокойный, уверенный голос Форда.
Ему ответил голос с заметным немецким акцентом и своеобразной интонацией; чувствовалось, что голос принадлежит образованному человеку.
– Это Герберт. Тут присутствует молодой человек, который хотел бы поговорить со своей матерью.
– Будьте любезны, передайте ему, мы ждем его. Он уже начал пробиваться к нам.
Алекс сквозь темноту уставилась на Форда. Он тоже слышал Фабиана. Значит, это не было игрой воображения. Так подделать голос невозможно. Она попыталась приободриться, но холод и страх не покидали ее. Невозможно, просто невозможно, внушала она себе, чувствовать себя одинокой в комнате, заполненной людьми. И все же, скованная холодом и страхом, которые, словно тяжелые руки, легли ей на плечи, она ощущала себя единственным человеком, оставшимся в этом мире.
– Он нуждается в подпитке энергией, – укоризненно сказал голос с немецким акцентом.
– Я хочу, чтобы все взялись за руки, – сказал Форд. – Когда через нас пройдет поток энергии, душа обретет силы.
Алекс почувствовала, как маленькая рука Форда сжала ее руку. Она была такой горячей, что едва не обожгла ее ладонь. Камень перстня врезался ей в кожу, но она не решилась изменить положение. Вытянув в темноту другую руку, Алекс ощутила чью-то влажную костистую ладонь. «Кто там справа?» – попыталась припомнить она. Милсом. Он тоже сжал ее кисть.
– Обретайте силу, – сказал Форд, – пусть она льется, пусть хлещет!
Форд и Милсом стали раскачиваться взад и вперед, и она раскачивалась вместе с ними. И вдруг они резко застыли; Форд с силой сжал ее кисть, и его рука словно окаменела.
– Мама!
Голос Фабиана повис в воздухе.
Она снова услышала странный хрип и поняла: хрипит Милсом. Она посмотрела на него, пытаясь что-то разобрать в темноте, и внезапно прямо напротив нее, оттуда, где сидел Орм, донесся крик Кэрри:
– Не позволяйте ему, миссис Хайтауэр!
Голос Кэрри, жалобный и испуганный, пронзил воздух, словно кто-то провел ножом по камню.
– Похоже, что нашим туннелем воспользовалась еще какая-то молодая женщина, – спокойно сказал Форд.
– Молодой женщины тут нет, – произнес кто-то с немецким акцентом.
– Кто здесь? – мягко спросил Форд. – Не назовете ли нам свое имя?
Раздался яростный рык, Форд и Милсом дернулись так, что Алекс чуть не получила вывих суставов.
В затылок ей ударила холодная струя воздуха, скользнула по плечам, окутала все ее тело.
– Пожалуйста, помоги мне, мама, – снова донесся голос Фабиана.
Он был так близко, что ей показалось – стоит протянуть руку, и она коснется его. Она уставилась в темноту.
– Где ты, дорогой?
Внезапно раздался странный гнусавый голос:
– Да не слушай ты этого маленького подонка!
Дернувшись, Алекс задрожала и стала дико вглядываться в темноту.
– Будьте любезны, кто вы такой? – все также спокойно спросил Форд. – Пожалуйста, скажите нам свое имя или же, во имя Господа, немедленно покиньте медиума.
– Мама! – отчаянно закричал Фабиан.
В темноте снова рыкнул тот же гнусавый голос:
– Я его отец!
Перед Алекс все поплыло; она качнулась, вцепившись в руки Форда и Милсома.
– Нет, – сказал Форд, – его отец здесь, в комнате, вместе с нами.
– Мама, – снова раздался стон Фабиана.
– Пожалуйста, прекратите, – сказала Алекс. – Я хочу положить этому конец.
– Отец явившейся души тут, с нами; пожалуйста, оставь нас, кто бы ты ни был, – сурово сказал Форд.
– Меня зовут Джон Босли. Я отец мальчишки, – снова фыркнул голос.
Алекс попыталась освободиться от рук Форда и Милсома, но не смогла.
– О боже, да прекратите же! – Ее сотрясала неудержимая дрожь, ей казалось, что ее вот-вот вырвет. – Морган, прошу вас, прекратите! – закричала она.
– Дорогая? – услышала она мягкий обеспокоенный голос Дэвида. – С тобой все в порядке, милая?
– Я хочу прекратить! Пожалуйста, попроси их прекратить.
– Мама! – снова закричал Фабиан. – Кэрри!
Она скорчилась на стуле, пытаясь вырвать руки и спрятать в них лицо.
– Помогите мне, – сказала она. – Помогите…
И тут она снова услышала тихий молящий голос Кэрри:
– Пожалуйста, не позволяйте ему, миссис Хайтауэр.
– Что не позволять? – слабым голосом спросила она. – Объясни мне. Не позволять – что?
– 4 мая, мама. – Теперь у Фабиана был совершенно иной голос, спокойный и уверенный, такой, как всегда. – 4 мая они собираются выпустить меня.
– Откуда, дорогой? – еле шевеля языком, спросила она. – Откуда?
Наступило долгое молчание, и она стала приходить в себя: увидела комнату, услышала поскрипывание стульев, дыхание и шорох одежды. Форд расслабил пальцы и выпустил ее руку.
Алекс почувствовала, что Фабиан исчез – столь же быстро, как и явился. В комнате остались только тьма и молчание. Высвободив правую руку, она провела пальцами по лицу; оно было в испарине.
– Мистер Форд, – услышала она голос Дэвида, – я думаю, вы должны положить этому конец; моя жена не на шутку испугана.
Ответа не последовало; Алекс обвела взглядом помещение, пытаясь увидеть силуэты присутствующих, но ничего не могла разобрать в темноте; сердце у нее колотилось с такой силой, что заболела грудная клетка.
– Дэвид? – шепнула она. – Я… – Она помолчала. – Я в порядке.