– Да плевать мне на большинство, пусть пьют свой «Широндель». Господи, неужели ты не понимаешь? Меня привлекает неповторимость; я хочу создать великое английское вино.
Она сделала глоток, закрыла глаза и почмокала, катая вино во рту и надеясь, что именно этого он от нее ждет. Вино было терпкое, и у нее защипало нёбо, она поморщилась, вино обожгло пустой желудок, и она вздрогнула.
– Хорошее, но чуть резковато.
Диктофон громко щелкнул. Дэвид нажал клавишу воспроизведения. Послышалась какофония звуков, и он приглушил громкость.
– Молитву и прочую чушь пропустим, – сказал он.
Она услышала «Весну» Вивальди, тонкие звенящие звуки, полные радости и оптимизма.
«…Почувствуйте, как пружинит под ногами первая трава, – раздался голос Форда. – Теперь вы видите перед собой белые ворота…»
– Этот кусок я прогоню побыстрее, – сказал Дэвид, нажимая клавишу перемотки.
Алекс испуганно смотрела на аппарат. Она услышала зловещую барабанную дробь, затем чей-то вопль – словно завывание лисицы, попавшей в капкан; вопль медленно перешел в затухающий хрип. Вот-вот она услышит слова – по спине у нее побежали мурашки.
Но хрип прервался сухим шорохом статических разрядов.
Нахмурившись, Дэвид стал возиться с клавишами, гоняя запись взад и вперед на разных режимах громкости, но слышался только треск. Он прогнал запись несколько вперед и прислушался – все то же. Дэвид растерянно посмотрел на Алекс.
– В чем дело? – спросила она.
– Думаю, что шло глушение.
– Глушение?
– Предполагаю, что у твоего приятеля была портативная глушилка.
– Чего ради ему было этим заниматься?
– Значит, было из-за чего.
Он пропустил запись на скорости, но по-прежнему слышался лишь сухой треск, шипение и шорох. Внезапно они услышали высокий голос, похожий на верещание бурундука. Дэвид нажал большим пальцем клавишу остановки и торопливо отмотал ленту назад. И снова нажал клавишу воспроизведения.
«Как ты, дорогая?» Это был его собственный голос. Дэвид многозначительно посмотрел на Алекс.
«Я… я в порядке», – раздался голос Алекс.
Наступила пауза, и они услышали голос Форда: «Души удалились».
Дэвид выключил аппарат.
– А не могут ли души и электричество как-то воздействовать друг на друга? – спросила Алекс. Ее сотрясала дрожь, и женщина отлично понимала, насколько смешно звучит ее вопрос.
– Жульничество, дорогая.
Она покачала головой.
– Все сплошной обман.
Она снова покачала головой:
– Хотела бы я, чтобы ты был прав.
Алекс спала, не погасив свет, в огромной двуспальной кровати. Ночью она несколько раз просыпалась, чувствуя тревогу, и сонные видения ее были заполнены стонами, вскриками, в них постоянно присутствовал голос Фабиана. Каждый раз, просыпаясь и снова погружаясь в сон, Алекс слышала его – совсем рядом, совсем близко от нее. Вся в поту, Алекс в сонном забытьи тянулась к стакану с водой, опасаясь, что он опустеет до наступления рассвета и ей придется выходить из комнаты, чтобы снова наполнить стакан.
Ночь за стенами комнаты была полна звуков; над гладью озера разносилось уханье филина. Средневековый водоем. Погружаясь в дремоту, Алекс слышала, как плещутся карпы, как разносится по воде странное приглушенное эхо; видела, как огромная рыба всплывала к поверхности, скользя между водорослей, но, когда она появилась на свету, у нее оказалось обугленное человеческое лицо, и Алекс с криком проснулась.
Послышался осторожный стук.
– Дорогая, как ты себя чувствуешь?
Алекс закрыла глаза, надеясь снова вернуться в сон.
– Все в порядке, спасибо.
Она слышала, как Дэвид бродит по дому, и это успокоило ее. Вот он спустился вниз, и до нее донеслись шаги на кухне, хлопанье открывшейся и закрывшейся двери. Теперь снаружи доносились совсем другие звуки – мирное щебетание птиц; Алекс открыла глаза и увидела, что наступило утро.
Дэвид был уже на винограднике. Алекс толкнула тяжелую дверь и направилась к огромному каменному амбару. Как ему удалось избавиться от одолевших ее со вчерашнего дня тяжелых едких запахов вчерашнего сборища?
К объемистой пластиковой цистерне в середине помещения свисал канат с подтянутого к высоким стропилам полипласта. Дэвид, расставив ноги, стоял над цистерной, подтягивая трос.
– Я готова! – крикнула ему Алекс.
– Сейчас!
Она смотрела, как он спускается по шаткой стремянке.
– Чем ты занимался?
– Новой цистерной – ее доставили только вчера. Хочу немного переместить ее. Я буду рад, если ты останешься и на вечер, да и вообще на весь уик-энд.
– Спасибо. Посмотрю, как буду себя чувствовать.
– Если ты точно вернешься, можешь взять «лендровер» и оставить его на станции.
– Ты будешь не очень расстроен, если я не появлюсь?
Он повернулся и бросил красноречивый взгляд на виноградник, давая понять, что ему не под силу было бы расстаться с ним даже на несколько минут.
– Справлюсь.
– Счастливый, – сказала она, – у тебя есть что-то, к чему ты очень привязан.
– У тебя тоже.
Она покачала головой.
– Я почти не бываю в офисе после… – Алекс пожала плечами. – Думаю, бывают в жизни такие времена, когда все становится не важно.
– Думаешь, твои клиенты согласятся с тобой?
Она отвела глаза и покраснела.
Алекс почувствовала себя куда лучше, оказавшись в сумятице Лондона, в толчее подземки. В пятницу у Лондона всегда хорошее настроение. Оно читалось на лицах прохожих, многие из которых, одетые ярче обычного, тащили с собой вещевые мешки и сумки, нагруженные припасами для пикников.
Алекс двинулась по Уимпол-стрит. Прошло много лет с тех пор, как она была здесь в последний раз, но улица совершенно не изменилась.
Она не знала номер дома Саффиера, но помнила, как он выглядит, – ей пришлось тут побывать не менее дюжины раз. Да, не менее. Она приходила сюда, уцепившись за руку Дэвида, стараясь не обращать внимания на его смущение, ощущая лежавший между грудей маленький пластиковый контейнер – нужно было хранить его в тепле.
Алекс до сих пор помнила, какую кнопку надо нажимать: вторую сверху. Но теперь рядом с этой кнопкой было написано: «Р. Берд, член Королевского хирургического колледжа, член Совета медицинских исследований». Она пробежала глазами остальные фамилии: Д.Б. Стюарт, Б. Киркленд, М.Дж. Суорд-Даниелс, Саффиера не было. Алекс сделала шаг назад и еще раз просмотрела список жильцов, после чего нажала кнопку у фамилии Берд и застыла в ожидании.