— Ты сильная.
Я улыбаюсь и отпускаю его руку:
— Для девушки?
Он потирает ладонь о бок. Его болезнь застала меня врасплох. Я оставила ему синяки.
— Наверное.
— Что это за имя — Сеймур? Как у какого–то умника.
Ему нравится моя прямота:
— Я всегда ненавидел его. Меня так назвала мать.
— Когда закончишь школу, смени его на Мальборо, или Слейд, или Бубба, или что–то вроде того. И избавься от очков, носи контактные линзы. Уверена, что даже одежду тебе выбирает мать.
Я угадала. Он смеется:
— Да, выбирает. Но поскольку я умник, то надо им и выглядеть.
— Ты записал себя в умники, потому что мнишь себя слишком умным. Я намного умнее тебя и шикарно выгляжу. — Я показываю на наши луки и стрелы. — Куда надо стрелять?
— Лучше всего стрелять по мишеням, — мудро говорит он.
Что мы и делаем. Через несколько минут мы стоим на краю футбольного поля и стреляем по мишеням, ровно расставленным в пятидесяти метрах от нас. Я удивляю Сеймура, попадая в яблочко три раза подряд. Он еще больше поражается, когда мы пытаемся вытащить стрелы из мишени: они застряли так глубоко, что ему приходится тянуть изо всех сил. Он не знает, что если бы я захотела, то смогла бы расщепить древко первой стрелы следующими двумя. Я рисуюсь, знаю, что это не самое разумное поведение, но мне все равно. У меня сегодня фривольное настроение. Мой первый день в школе, удачное начало с Реем и Пэт, а сейчас мне сразу понравился Сеймур. Я помогаю ему вытащить стрелы из мишени.
— Ты стреляла раньше, — говорит он.
— Да, меня тренировал очень меткий стрелок.
Он вытаскивает последнюю стрелу и едва не падает, когда она выходит.
— Тебе надо участвовать в Олимпийских играх.
Я пожимаю плечами.
— Меня это не интересует, — говорю я.
Сеймур кивает:
— У меня то же самое с математикой. Я в ней очень силен, но она мне до смерти надоела.
— А что тебе интересно?
— Писать.
— И о чем?
— Я еще не знаю. Меня привлекает все странное и необычное. — Он делает паузу. — Я прочел много ужастиков. Тебе такие нравятся?
— Да.
Я хочу пошутить по поводу его вопроса, что–то вроде того, насколько близка эта тема моему сердцу, но меня охватывает чувство дежавю. Оно пугает меня, потому что я не испытывала его уже много веков. Ощущение очень сильное; я кладу руку на лоб, чтобы сосредоточиться, пытаясь выяснить его причину. Сеймур протягивает мне руку, чтобы помочь, и опять я чувствую слабость под его кожей. Я не уверена в природе его болезни, но у меня есть хорошая догадка.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Да.
На моем лбу проступает холодный пот, и я вытираю его. Пот прозрачный, а не розоватый, как это бывает, когда я в больших количествах пью человеческую кровь. В небе ярко светит солнце, и я опускаю голову. Сеймур продолжает смотреть на меня. Неожиданно у меня возникает чувство, будто он подошел так близко ко мне, что его тело совмещается с моим. Как и дежавю, мне это не нравится. Возможно, у меня возросла чувствительность к солнцу. Уже много лет я не выходила в полдень на улицу.
— У меня такое чувство, будто я встречал тебя раньше, — говорит он мягко, явно озадаченный.
— Я чувствую то же самое, — честно признаюсь я, до меня наконец доходит, в чем тут дело. Я уже говорила, что могу чувствовать эмоции, и это правда: я медленно обретала эту способность на протяжении веков. Сначала я думала, что это из–за моих способностей к пристальному наблюдению, и я до сих пор считаю, что отчасти так оно и есть. Однако чтобы распознать чувства человека, мне не надо его внимательно изучать, и эта способность до сих пор ставит меня в тупик, потому что предполагает что–то нематериальное, а я еще не готова это принять.
Не только я обладаю такой способностью. Я иногда встречала таких людей, которые были так же чувствительны, как и я.
На самом деле я убила нескольких из них, потому что только они чувствовали, кто я, вернее, кто не есть я. Не человек. Что–то другое, рассказали бы они своим друзьям, что–то опасное. Я убивала их, хотя не хотела этого, потому что только они могли понять меня.
Сейчас я чувствую, что Сеймур — один из таких людей. Это чувство еще раз подтверждается, когда я беру лук и стрелы и снова целюсь в мишень. Но у меня рассредоточено зрение, и вдалеке за школьным спортзалом я вижу мистера Кастро, который разговаривает с симпатичной блондинкой. Разговаривает и трогает, явно клеясь к молодой красотке. Учитель находится примерно в трехстах метрах, но для меня, с луком в моих сильных руках, он в пределах досягаемости. Пока я кручу в руках следующую стрелу, мне приходит мысль, что я могу выстрелить ему в грудь, и никто не догадается — или не поверит, — что это я его убила. Я могу сделать так, что даже Сеймур не увидит, куда полетит стрела. Убийство Райли, двумя ночами ранее, пробудило во мне желание снова убивать. Это правда, что насилие порождает насилие — во всяком случае, вампиру ничто не приносит такого удовлетворения, как вид крови — если не считать ее вкуса.
Я прилаживаю стрелу на тетиву.
Мои глаза сужаются.
Кастро гладит волосы девушки.
Но краем глаза я замечаю, что Сеймур смотрит на меня.
Что он видит? Что он чувствует? Мою жажду крови?
Наверное. Это доказывают его сказанные следом слова:
— Не надо.
У меня сбивается прицел. Я поражена. Сеймур знает, что я собираюсь убить Кастро! Кто он, этот Сеймур, спрашиваю я себя? Я опускаю лук и смотрю на него. Я должна спросить.
— Не надо что?
Его глаза, увеличенные стеклами очков, пристально смотрят на меня:
— Ты же не хочешь никого застрелить.
Вслух я смеюсь, хотя его замечание пугает меня.
— Почему ты решил, что я хочу кого–то застрелить?
Он улыбается и немного расслабляется. На него влияет мой невинный тон. Может быть. Интересно, неужели Сеймур — один из тех редких смертных, которые могут дурачить даже меня.
— Просто у меня было такое чувство, будто ты собираешься это сделать, — говорит он. — Извини.
— Неужели я выгляжу такой опасной?
Он качает головой:
— Ты отличаешься от всех, кого я знаю.
Сначала Рей замечает мой акцент, а теперь Сеймур читает мои мысли. Интересный день, если не сказать больше. Я решаю вести себя более сдержанно.
Хотя на самом деле я не думаю, что он прочел мои мысли. Если бы я поверила в это, я бы убила его еще до заката.
— Ты просто ослеплен моей красотой, — говорю я.