Он мрачно кивнул:
— Я понимаю. И я больше не могу работать с ненормальными людьми. Чтобы сделать рывок к довершенному существу, мне нужен нормальный человек.
Я поняла, что у него на уме.
— Ты не можешь ставить опыты над собой.
Он отвернулся:
— Что, если попробовать с Ральфом?
— Нет, — взмолилась я. — Мы любим его таким, какой он есть. Не будем его изменять.
Он по–прежнему сидел, уставившись в стену и повернувшись спиной ко мне.
— Ты изменила его, Сита.
— Это было другое. Я знала, что делала. У меня есть опыт. Я вылечила его раны. Я изменила его тело, но не его душу.
Он повернулся ко мне:
— Неужели ты не понимаешь, что, поскольку я люблю Ральфа так же, как ты, я и хочу дать ему этот шанс? Если мы сможем изменить его изнутри, преобразовать его кровь, он будет как дитя Христово.
— Христос ничего не знал о вампирах, — предостерегла я. — Ты не должен смешивать это. Это святотатство — даже для меня.
Артуро был полон страсти:
— Откуда тебе знать, что он не знал о вампирах? Ты никогда с ним не встречалась.
Я разозлилась:
— Сейчас ты говоришь, как дурак. Если ты хочешь на ком–то ставить опыты, используй меня. Когда мы затевали все это, ты обещал, что сделаешь это.
Он оцепенел:
— Я не могу тебя изменить. Не сейчас.
Я поняла, о чем он говорил. Неожиданно я почувствовала всю тяжесть рухнувших надежд. Мысленно я уже играла со своей неродившейся дочкой, которой, видимо, и не суждено было родиться.
— Потому что сначала тебе понадобится моя кровь, — ответила я. — Чистая вампирская кровь.
Действительно, ему приходилось менять кровь в кристаллическом пузырьке — не перед каждым опытом, но часто. Старая кровь не срабатывала — она была слишком давней. Я продолжила:
— Но что, если твой опыт удастся и ты создашь совершенное существо? У меня не хватит крови, чтобы изменить всех на этой планете.
Он пожал плечами:
— Возможно, измененные смогут стать новыми донорами.
— Это «возможно» под огромным вопросом. К тому же я знаю людей. Это будет элитный клуб. Как бы ни были хороши сейчас твои намерения. — Я отвернулась и горько усмехнулась: — Кто получит шанс на совершенство? Знать? Духовенство? Самые безнравственные будут считать, что они самые достойные. Это старейший урок истории. И это никогда не меняется.
Артуро обнял меня:
— Этого не случится, Сита. Бог благословил эту работу. Из нее может получиться только хорошее.
— Никто не знает, что Бог благословил, — прошептала я. — И что он проклял.
Прошло несколько дней, в течение которых мы с Артуро почти не разговаривали. Он подолгу не ложился спать, изготавливал модели молекул, которых никто не видел, боялся заговорить со мной, прикоснуться ко мне. До этого я и представить не могла, что он воспринимает меня одновременно и как Божий дар, и как посланное Богом испытание. Конечно, я дала ему восприятие происходящего с позиции бессмертного, но таковой он меня видел с самого начала. Я дала ему магическую кровь и восхитительную чувственность. Он думал, что одно он должен был взять, а от другого отказаться. Думал, он утратил интуицию, которая хранила его от ошибок, потому что решил, что больше недостоин ее. Он перестал молиться Богу и начал бормотать о крови Иисуса Христа. Он стал больше одержим кровью, чем я, хоть я и пила ее на ужин раз в несколько дней.
Однажды вечером я нигде не могла найти Ральфа. Артуро сказал, что не представляет, где он может быть. Артуро не лгал, но и не сказал мне всей правды. Я не настаивала. Думаю, я не хотела узнать правду. А если бы настояла, то, возможно, смогла бы остановить ужасы, пока не стало слишком поздно.
Крики раздались посреди ночи.
Я обычно выходила на ужин поздно, переодетая, находила бездомного, выпивала пол–литра крови, шептала ему или ей на ухо и погружала обратно в сон. Я мало кого убивала в те дни, разве что порочных священников. От криков, которые донеслись до меня той ночью, меня бросило в озноб. Я побежала на крики со всей скоростью, на какую была способна.
Я обнаружила пять тел, страшно изувеченных, с оторванными конечностями. Это явно могло сотворить только существо со сверхъестественными силами. Из пятерых только одна женщина была еще жива, ее оторванная рука лежала рядом. Я положила ее голову себе на колени.
— Что случилось? — спросила я. — Кто это с вами сделал?
— Демон, — прошептала она.
— Как выглядел этот демон? — настойчиво спросила я.
Она сглотнула.
— Голодный ангел. Кровь… — Ее взгляд наткнулся на оторванную руку, и она заплакала. — Моя кровь.
Я тряхнула ее:
— Скажи мне, как выглядел это демон?
У нее закатились глаза.
— Дитя, — прошептала она с последним вздохом и умерла у меня на руках.
С болью в сердце я поняла, что это было за дитя.
Вдалеке, на другом конце города, я услышала новые крики.
Я бросилась туда, но снова опоздала. Еще больше разорванных тел, но на этот раз остались свидетели. Собиралась озлобленная толпа с горящими факелами. Люди видели ребенка–демона.
— Он убежал в сторону леса! — кричали они.
— Мы должны остановить его! — кричали другие.
— Подождите! — крикнула я. — Посмотрите, как много людей он убил. Мы не можем его преследовать, не получив подкрепления.
— Он убил моего брата! — крикнул какой–то мужчина, доставая нож. — Я сам его убью.
Толпа последовала за ним. Мне ничего не оставалось, как увязаться за ними. Пока мы бежали по улицам, мы нашли еще больше убитых. У некоторых были оторваны головы. О чем думает толпа, спрашивала я себя? Чудовище точно так же разделается и с ней. Разъяренная толпа и рациональное мышление несовместимы. Я видела слишком много таких толп в своей жизни.
Когда мы добрались до леса на окраине города, я отделилась от толпы, чтобы искать чудовище в одиночку. Я слышала его за три километра впереди, его ревущий смех, когда оно отрывало голову какому–то животному. Оно было быстрым и сильным, но я была настоящим вампиром, а не гибридом. Оно не могло со мной тягаться.
Я настигла его, когда оно перебегало от дерева к дереву, готовясь напасть на толпу.
— Ральф, — прошептала я, подобравшись к нему сзади.
Он развернулся волчком, его лицо было в крови, глаза горели диким огнем. Вернее, не горели. У него были змеиные глаза. Он был змеей, ползущей в поисках яиц другой рептилии. Но он узнал меня — по его лицу скользнула легкая тень привязанности. Если бы не эта тень, я бы убила его тут же. У меня не было надежды, что его можно обратить в прежнего человека. У меня есть своя интуиция. А какие–то вещи я просто знаю. Обычно самые горькие вещи.