Было нетрудно догадаться, как все происходило. Когда вода стала заполнять автомобиль, а Карен тщетно пыталась открыть окна или двери, Зуи запаниковала. Любой запаникует в подобной ситуации, а ребенок тем более. При таких обстоятельствах одни матери продолжали бы искать выход, игнорируя вопли ужаса своего ребенка. Другие ничего бы не делали – только успокаивали ребенка и молились, чтобы поскорее прибыла помощь. Карен пыталась совместить обе стратегии: обняла Зуи, говорила ей какие-то успокаивающие слова, при этом свободной рукой и ногами до последнего дыхания била в стекло, пытаясь выбраться из машины, ставшей гробом. То, что она, захлебываясь, по-прежнему обнимала Зуи, свидетельствовало о любви, которая сильнее предсмертного ужаса… и это знание давало моей душе хоть какой-то покой.
– Зеленые тучи и красный океан не имеют ни малейшего отношения к автомобильной катастрофе пятилетней давности, – сердито сказал я.
– Нет? Тогда расскажите мне больше о своем детстве, чтобы я могла…
– Мое детство тут ни при чем.
– Откуда вам знать! – стояла на своем Рейчел.
– Я знаю.
– В таком случае расскажите мне о своей работе.
– Я преподаю медицинскую этику.
– Больше года назад вы ушли в бессрочный отпуск.
Я резко вскинул голову и открыл глаза.
– Откуда вам это известно?
– Слышала в больнице.
– От кого?
– Не помню. Случайно подслушала чей-то разговор. Среди медиков вы весьма известная персона. Врачи в Дьюке то и дело цитируют вашу книжку. Как, впрочем, и в нью-йоркской больнице, где я прежде работала. Ну, так правда это или нет? Вы больше не преподаете в университетском медицинском колледже, вы в бессрочном отпуске?
– Давайте ограничимся обсуждением моих снов, хорошо? Так безопасней для нас обоих.
– Безопасней – в каком смысле?
На это я ничего не ответил.
До сеанса на следующей неделе сны успели опять измениться.
– Я смотрю на Землю откуда-то из космоса. Чудесней ничего не видел!.. Синее, и зеленое, и завихрения белых облаков… Это живое существо, идеальная самодостаточная система. Я ныряю сквозь облака вниз. О, здесь всюду жизнь! В океане планктон, медузы, кальмары, морские змеи, акулы. На суше тоже изобилие всяческих живых существ. Бесконечные джунгли. Симфония оттенков зеленого. На побережье рыбы выбираются из воды и растят из плавников ноги. Диковинные крабы выползают на песок и превращаются в животных, которых я никогда и нигде не видел. Время мчится с сумасшедшей скоростью, и я собственными глазами наблюдаю весь процесс эволюции – только в миллион раз быстрее, чем он происходил на самом деле. Динозавры превращаются в птиц, грызуны – в млекопитающих. Приматы теряют шерсть. Ледники надвигаются и сминают джунгли, потом тают, уступая место саваннам. Двадцать тысяч лет проходит за время одного вдоха…
– Не торопитесь, – посоветовала Рейчел. – А то вы перевозбуждаетесь.
– Как я мог видеть все это?
– Вы сами знаете ответ. В мозгу мы способны сочинить любую картинку и затем вообразить, что она – реальность. Тот же вид Земли из космоса – просто расхожее место современной культуры. Кто из нас не видел фотографию планеты из космоса раз пятьдесят, начиная с детства!
– По-вашему, мой мозг способен создавать животных, которых я никогда не видел? Животных, которые выглядят вполне реалистично?
– Конечно. Убедительны ведь картины Иеронима Босха! А весьма правдоподобные картинки убыстренной эволюции я видела в какой-то телепередаче. Еще до эпохи компьютерной анимации журнал «Лайф» делал подобные вещи с помощью фотоколлажей. Вопрос не в том, откуда взялись образы; вопрос в том, почему вы видите во сне именно это, а не что-то другое.
– Правильно! Я к вам хожу, чтобы докопаться до ответа именно на этот вопрос.
– Во сне про эволюцию вы являетесь частью всего этого сюрреалистического пейзажа?
– Нет.
– А что вы ощущаете, глядя на все это?
– Я по-прежнему что-то ищу.
– Что именно?
– Не знаю. Я похож на птицу, которая с высоты высматривает на земле и в море… что-то.
– В своем сне вы – птица?
В ее голосе прозвучала надежда. Очевидно, в ее соннике птицы означают нечто определенное.
– Нет.
– А кто же вы?
– По сути – никто или ничто. Просто пара глаз. Без хозяина.
– Наблюдатель.
– Да. Бестелесный наблюдатель.
Рейчел задумчиво покусывала кончик шариковой ручки. Впервые при мне она утратила контроль за своим поведением.
– А вы сами что думаете – почему вам все это видится?
– Тут у меня совершенно четкое мнение, – решительно сказал я, отлично понимая, что следующей фразой сильно ее удивлю. – Я полагаю, кто-то мне все это показывает.
Рейчел сделала большие глаза. Нарочито театрально.
– Вы серьезно?
– Да.
– И кто же вам все это показывает?
– Понятия не имею. А по-вашему, с какой стати я все это вижу во сне?
Рейчел раздумчиво покачала головой. Я мысленно представил ее мозг в этот момент: миллионы нейрончиков истерично потрескивают, торопливо обрабатывая мои слова с помощью фильтров, установленных ее превеликим образованием и немалым опытом.
– Эволюция – синоним изменения, – медленно произнесла она. – Вы наблюдаете изменения в неестественно высоком темпе. Изменения, которые никому не подконтрольны. Знаете, я начинаю предполагать, что ваши навязчивые галлюцинации имеют некоторое отношение к вашей работе.
"А вот это замечание, возможно, в самое яблочко!" – подумал я, хотя вслух ничего не сказал. Просто стал рассказывать дальше. Пока я помалкивал о своей работе, Рейчел ничего не грозило.
Впрочем, тема ускоренной эволюции отпала сама собой, ибо она скоро ушла из моих снов. А то, что в них стало доминировать, потрясло меня до сокровенных глубин души.
В снах появились люди. Оставаясь невидимкой, я наблюдал их в течение считанных секунд. Словно был зрителем фильма, склеенного из случайной нарезки кадров. Вот идет женщина с ребенком. Вот мужчина тянет сосуд с водой из колодца. А вот воин с гладиусом – тем самым коротким мечом, про который нам рассказывала миссис Уэйли в восьмом классе на уроке латинского языка. Это древнеримский солдат. Тут я впервые догадался, что «кадрики» не совсем случайные, что я подглядываю во вполне определенную эпоху. Волы тянут плуг. Молодая женщина продает себя на улице. А вот денежный меняла. В руках у него золотые и медные монеты с властным профилем императора. На монетах имя: Тиберий. Что-то слышанное в школьные годы. Я справился в Интернете. Память не подвела. Тиберий, преемник Августа, видный военачальник, в бытность императором большую часть времени также проводил в военных походах. Среди немногих важных событий его правления самым важным (разумеется, с точки зрения потомков) была казнь одного еврейского крестьянина, который называл себя царем иудейским.