– Как вы охарактеризовали бы эти отношения?
– Он был моим другом.
– Вы встречались с ним и общались вне рабочих помещений проекта?
Ответив «да», я признаюсь в грубом нарушении правил безопасности, придерживаться которых я когда-то обязался своей подписью. Но Гели наверняка имеет в виду видеозапись наших с Филдингом встреч.
– Да, – сказал я.
– Это большое нарушение.
Я театрально закатил глаза.
– Подайте на меня в суд.
– Не ерничайте. Нам ничего не стоит посадить вас в тюрьму.
Ах ты черт! Но что мне остается, кроме как отшучиваться?
– Ну, если меня упрячут в кутузку, здешним тайнам точно ничего грозить не будет.
Гели что-то поправила в своих золотых волосах. Словно ястреб охорашивается.
– Профессор, ведя себя столь легкомысленно, вы можете потерять свое место.
– А-а, теперь дошло, зачем вы явились. Меня уволить.
Улыбка скользнула по губам Гели.
– Давайте не будем драматизировать ситуацию. Я просто пытаюсь побольше узнать о Филдинге.
– А зачем? Он мертв. Скончался. Его больше нет с нами.
– Что вы с ним обсуждали во внерабочее время?
– Футбол.
– Футбол?
– Да, Филдинг был заядлый болельщик. Фанат английской команды «Арсенал». Надоел мне этими разговорами до смерти, но общаться с ним мне нравилось.
– Вы скрываете правду.
– С чего вы взяли?
– Вы на пару с профессором Филдингом боролись за прекращение проекта.
– Неправильная формулировка. У меня были кое-какие этические возражения против одной из сторон проекта. У Филдинга были возражения другого порядка.
– Он хотел остановить работы над проектом!
– Лишь до тех пор, пока не будет выяснена причина неврологических побочных действий супертомографии.
– Он обсуждал эти побочные эффекты с кем-либо, кому доступ к информации «Тринити» не разрешен?
– Понятия не имею.
– Со своей женой, к примеру?
Я старался, чтобы ни один мускул на моем лице не выдал меня.
– В высшей степени сомневаюсь.
Гели многозначительно поиграла бровями.
– Вчера вечером вы провели почти час в доме вдовы Филдинга.
Значит, все-таки следили. Впрочем, я и не сомневался. Как же, убив Филдинга, не пронаблюдать за реакцией его лучшего друга! Стало быть, они знают и про то, что со мной была Рейчел.
– Заехал принести соболезнования.
– Вы обсуждали секретную информацию с Лу Ли Филдинг. Китайским физиком.
– Ничего подобного я не делал!
Вообще-то я полагал, что после брака с Филдингом Лу Ли стала британской или американской подданной. Но не время было обсуждать эти тонкости.
– Миссис Филдинг исчезла. А мне очень хотелось бы поговорить с ней.
– Ну, это уже ваша проблема.
Гели игнорировала мой сарказм.
– Если это вы помогли ей бежать – пахнет государственной изменой.
– А разве Лу Ли совершила какое-либо преступление?
У Гели был прежний непроницаемый вид.
– Вот это мы и хотим узнать. Возможно, она была инструментом в чьих-то преступных руках.
"Кристалл", – внезапно подумал я. Не исключено, что Гели уже знает про часы Филдинга.
– Выходит, теперь вы всех Филдингов потеряли. Досадно, да? – продолжал я все тем же шутливым тоном.
Но Гели огорченной не выглядела. Сама невозмутимость.
– Вчера вечером Лу Ли пожаловалась, что ее не пустили к телу мужа, – сказал я. – Она чрезвычайно расстроилась.
– За это отвечаю не я.
– А как насчет личных вещей Филдинга? Лу Ли упоминала, в частности, его золотые карманные часы. Семейная реликвия.
Гели поджала губы и покачала головой:
– Часов не помню. Но как только миссис Филдинг объявится, мы разберемся.
Врет! За два года общения с Филдингом она видела его часы по меньшей мере сто раз – золотые карманные часы в наши времена обращают на себя внимание.
– Надо бы проверить вас сегодня на детекторе лжи, – сказала Гели.
Я почувствовал, как у меня вспотели подмышки от волнения.
– Извините, сегодня не получится, – решительно заявил я.
Ее глаза сузились. Я отказывался впервые за все время.
– Почему же?
– Я только что потерял близкого друга. Ночь практически не спал. Чувствую себя отвратительно.
– Профессор Теннант!
– Сегодня я не в настроении подвергать себя вашим фашистским штучкам. И точка!
Гели Бауэр откинулась в моем кресле и смотрела на меня с явно растущим интересом.
– При поступлении на работу вы подписали документ, согласно которому вас можно посадить за детектор лжи в любой момент. Так что это дело не добровольное и ваше согласие мне не требуется.
Мой животный страх был так велик, что хоть с кулаками на Гели бросайся. Всю свою жизнь я был предельно свободен. Даже терапевтом я имел собственную практику и был сам себе хозяин. А когда книгу писал – был ограничен только собственными способностями. Поэтому в атмосфере «Тринити», с ее диктатурой секретности, я страдал своего рода духовной клаустрофобией – задыхался от несвободы.
Мой отец, участвуя в разработке ядерного оружия в Лос-Аламосе и Окридже, испытывал те же чувства. И его снова и снова усаживали за детектор лжи. Но теперь времена холодной войны кажутся идиллическими. Нынче в распоряжении АНБ детекторы лжи – на базе магнитно-резонансной технологии; в отличие от традиционных аппаратов они практически никогда не ошибаются.
Принцип простой: для лжи человеческий мозг задействует большее количество нейросвязей, чем для правды. Даже патологический лгун сначала мысленно представляет правильный ответ и только потом произносит вслух только что придуманную или заранее заготовленную ложь. На экране томографа мозг лгуна по количеству очагов активности похож на рождественскую елку с лампочками. Именно Филдинг добился прекращения проверок на "томографе лжи" – мол, они способны лишь усугубить наши неврологические расстройства после супертомографии. Это была временная победа Филдинга в войне против вторжения в нашу частную жизнь. Однако и традиционный детектор лжи – штука преотвратная и по нервам бьет жутко. Вдвойне мерзко, что за него тебя могут посадить в любой момент, ни с того ни с сего. Живешь словно в антиутопии по Оруэллу, в вечном напряжении – особенно неприятном, если тебе действительно есть что скрывать.