Девушка, сидевшая перед ней, Валери Свиндон, из тех, кто всегда старается угодить, подняла руку.
— Дорогой президент Линкольн! Я думаю, вы один из самых великих президентов, потому что боролись за свободу рабов и за всеобщее равноправие.
Дальше продолжалось в том же духе. Дети зевали, закатывали глаза, и я подумал, что ситуация из рук вон плоха, если ты не можешь восхититься Авраамом Линкольном и при этом не выглядеть идиоткой. Но пока она читала письмо, я вспоминал Боба Ньюхарта и телефонный разговор между смышленым парнем с Мэдисон-авеню и президентом — как он посоветовал ему расслабиться, не принимать все близко к сердцу.
Я спросил еще пару ребятишек, потом вызвал Джейн.
— Я пас, — сказала она.
После урока, проходя мимо моего стола, она оставила на нем лист бумаги.
Дорогой незнакомец!
Это письмо от кого-то кому-то, никаких имен, ведь все равно никто никого не знает. Имена ни черта не значат. Весь мир состоит из незнакомых людей. Миллионы и миллионы незнакомцев. Каждый для другого незнакомец. Иногда мы думаем, будто знаем других людей, особенно тех, кто по определению нам близок, но если мы их в самом деле знаем, то почему удивляемся дерьмовым поступкам? Например, родителей всегда поражает, на что способны их дети. Они воспитывают их с пеленок, проводят с ними каждый день, считают гребаными ангелами, и вдруг в один прекрасный день на пороге появляются копы и говорят: «Эй, родители, догадайтесь, что случилось? Ваш сынок только что проломил голову другому ребенку бейсбольной битой». Или наоборот, ты ребенок и тебе кажется, что все, блин, замечательно, но в один прекрасный день мужик, который считался твоим отцом, делает вам ручкой, желает счастливо оставаться. И ты думаешь: «Что же это такое, мать твою за ногу?» Поэтому через много лет, когда твоя мать находит вроде бы нормального парня, ты думаешь: «А когда этот день настанет?» Потому что такова жизнь. Жизнь всегда спрашивает саму себя: «Когда настанет этот день?» Ведь если он не наступает слишком долго, ты понимаешь, что он, блин, уже на носу.
С наилучшими пожеланиями, Незнакомец.
Я прочитал сочинение дважды, затем вверху страницы поставил «А» своей красной ручкой.
В обеденный перерыв я хотел заехать в магазин Памелы, чтобы повидать Синтию, и когда шел через парковку к своей машине, Лорен Уэллс как раз ставила свой автомобиль на свободное место рядом с моим. Рулила она одной рукой, другой прижимала к уху сотовый.
За последние пару дней я исхитрился не сталкиваться с ней. Не хотел разговаривать и сейчас, но она уже опускала стекло и приветственно поднимала подбородок, прося меня подождать, продолжая говорить по телефону. Она остановила машину, сказала в телефон: «Подожди секунду» и повернулась ко мне:
— Эй! Я не видела тебя с той поры, как вы снова ездили к Пауле. Вас опять покажут в шоу?
— Нет, — ответил я.
На ее лице промелькнуло явное разочарование.
— Плохо. Не сделаешь мне одолжение? Это займет секунду. Можешь сказать «привет» моей подруге?
— Что?
Она протянула мобильный.
— Ее зовут Рейчел. Просто скажи: «Привет, Рейчел». Она умрет, когда узнает, что ты муж той женщины, которая участвовала в шоу.
Я открыл дверцу своей машины и, прежде чем сесть, произнес:
— Займись чем-нибудь полезным, Лорен.
Она уставилась на меня с открытым ртом, потом крикнула достаточно громко, чтобы я услышал сквозь стекло:
— Думаешь, ты крутой? Ошибаешься!
* * *
Когда я добрался до магазина Памелы, Синтии там не было.
— Она позвонила, что ждет слесаря, — объяснила Пэм. Я взглянул на часы. Почти час дня. Я подсчитал, что если слесарь пришел вовремя, то должен был закончить работу в десять, самое позднее — в одиннадцать.
Я полез в карман за мобильным, но Памела протянула мне свой.
— Привет, Пэм, — сказала Синтия. — Извини меня. Я уже еду.
— Это я.
— О!
— Заскочил, надеялся, что ты здесь.
— Слесарь опоздал, совсем недавно ушел. Я уже еду.
— Скажи ей, чтобы не спешила, — обратилась ко мне Пэм. — Здесь тихо. Может вообще сегодня не приходить.
— Ты слышала? — спросил я.
— Ага. Оно и к лучшему. А то у меня мысли разбегаются. Мистер Эбаньол звонил. Хочет с нами встретиться. Он заедет в половине пятого. Ты успеешь к этому времени вернуться домой?
— Конечно. Что он сказал? Что-нибудь обнаружил?
Памела подняла брови.
— Он не стал говорить. Обещал все обсудить при встрече.
— Ты в порядке?
— Немного странно себя чувствую.
— Ага, я тоже. Но очень может быть, он скажет нам, что не нашел ни шиша.
— Я понимаю.
— Ты встречаешься завтра с Тесс?
— Я оставила послание. Не опаздывай, ладно?
Когда я повесил трубку, Пэм спросила:
— Что происходит?
— Синтия наняла… мы наняли детектива, чтобы он занялся исчезновением ее семьи.
— Вот как, — проговорила она. — Ну, это, конечно, не мое дело, но если хочешь знать мое мнение, это пустая трата денег, ведь прошло столько лет. Никто никогда не узнает, что случилось в ту ночь.
— Увидимся позже, Пэм, — сказал я. — Спасибо, что разрешила воспользоваться телефоном.
— Кофе хотите? — спросила Синтия, когда Дентон Эбаньол вошел в наш дом.
— Да, с удовольствием, — ответил он. — С большим удовольствием.
Он устроился на диване, и Синтия принесла кофе, чашки, сахар и сливки на подносе вместе с шоколадным печеньем. Она разлила кофе по чашкам и протянула детективу тарелку с печеньем. Он взял одно, а мы с Синтией тем временем мысленно кричали: «Ради всего святого, расскажи нам, что знаешь, еще минуту мы не выдержим!»
Синтия взглянула на поднос и сказала:
— Я принесла только две ложки. Терри, будь добр, возьми еще одну.
Я пошел на кухню, открыл ящик с приборами, но в пространстве между держателем для ножей и стенкой ящика, где хранилась всякая ерунда, начиная от карандашей и кончая пластиковыми заколками от пакетов из-под хлеба, что-то зацепило мой взгляд.
Ключ.
Я взял его. Это был запасной ключ от задней двери, обычно висевший на крючке.
Я вернулся в гостиную с ложкой и сел. Эбаньол достал свой блокнот, открыл его, полистал и сказал:
— Давайте посмотрим, что здесь у нас.
Мы с Синтией терпеливо улыбнулись.
— А, вот оно! — Он посмотрел на Синтию. — Миссис Арчер, что вы можете рассказать мне о Винсе Флеминге?