– Мадемуазель Гласс, – объявила Ли и удалилась.
Де Бек быстро обернулся и учтиво кивнул.
– Я рад, что вы вновь согласились навестить меня, cherie. Сожалею, что пришлось тащить вас в такую даль, но у меня не было выбора. Увы, сам я на территорию Соединенных Штатов не вхож. – Он жестом пригласил нас садиться. – Я должен объясниться. То, что я скажу, нужно мне, а еще более – вам. S'il vous plait, присаживайтесь. Вот сюда.
Мы с Джоном опустились на диван, где сидели чуть меньше недели назад. Де Бек остался стоять. Точнее, принялся расхаживать перед нами взад-вперед, и я почувствовала, что он нервничает.
– Прежде всего снова хочу подчеркнуть, что не знал художника, создавшего серию «Спящие женщины». Не был знаком и с его сообщником. Кристофера Вингейта я знал хорошо, отрицать не стану. И именно о наших с ним взаимоотношениях хотел бы рассказать вам в первую очередь. Как вам известно, он продал мне первые пять картин серии «Спящие женщины». Шестое полотно также было обещано мне. Я даже внес за него залог. Но в последний момент Вингейт, что называется, «кинул» меня, и картина ушла к японскому коллекционеру Ходаи Такаги. Ушла, хотя Вингейт прекрасно знал, что я готов перекрыть любую назначенную японцем цену.
– Какой же смысл был продавать картину ему? – спросила я.
– Он хотел открыть новые рынки и создать между потенциальными покупателями ценовую конкуренцию, не так ли? – предположил Джон.
– Именно, – отозвался де Бек. – Бизнес всегда остается бизнесом. Но даже там существует слово джентльмена, нарушить которое постыдно. Вингейт нарушил. Это привело меня в бешенство. Я не такой человек, которого можно обманывать безнаказанно. В психиатрии есть термин – «пассивная агрессия». Это когда обиженный ничего не в силах предпринять.
– Вы не такой?
– И это еще мягко сказано. Мне стало известно, что Вингейт вложил крупную сумму в один инвестиционный проект на Виргинских островах. Я позвонил нужным людям, и вскоре мистер Вингейт понял, что его деньги вылетели в трубу. Вам скучно, агент Кайсер?
– Я весь внимание.
Старик француз, замерший было перед нами, кивнул и вновь продолжил движение.
– Вингейт, разумеется, был в ярости и решил отомстить. До нашей ссоры он несколько раз гостил здесь у меня. Я устраивал для него краткосрочные, если так можно выразиться, творческие отпуска. Мы много беседовали, я рассказывал ему о себе, о своей жизни. Он сиживал в этой комнате, пил мое вино, рассматривал мои картины… И не только. – Де Бек кивнул в сторону стены, увешанной фотографиями времен вьетнамской войны. – Мисс Гласс, вы в прошлый раз любовались этими снимками, не так ли? Полюбуйтесь снова.
Он снял со стены две черно-белые фотографии в рамках и передал их нам с Джоном.
– Этих в прошлый раз не было. Я тогда намеренно снял их перед вашим приездом, потому что не был готов рассказать то, что сообщу сейчас.
Терзаемая смутными предчувствиями, я опустила глаза на снимки. На одном была запечатлена я – рекламная фотография, сделанная пару лет назад перед выставкой моих работ. На другом снимке была Джейн – выпускная фотография в колледже. Сердце мое забилось чаще.
– Вы говорите, что эти снимки висели здесь, когда вас навещал Вингейт? А почему они тут висели?
Де Бек наконец присел напротив нас.
– Послушайте, Джордан… В нашу прошлую встречу я ни в чем не солгал вам, но не сказал всей правды. Мне не позволили обстоятельства. Теперь они изменились. И вот я ответственно заявляю, что на самом деле знал вашего отца гораздо лучше и ближе, чем говорил неделю назад. Мне кажется, вы что-то такое заподозрили еще тогда.
– Вы правы.
– Так вот, ваш отец был мне добрым другом. Одним из ближайших. Я помогал ему и в жизни, и в карьере.
– А что он давал вам взамен?
– Дарил свое общество. Мне этого было достаточно, если не сказать больше. Но не в том дело. Вас всегда убеждали, что он погиб в тот злополучный день на камбоджийской границе, не так ли?
– Так… – еле слышно отозвалась я.
– Теперь я говорю вам, что он тогда не погиб.
– Боже…
– Он был ранен, но его подобрали и выходили. Я уже говорил вам, что в Азии не все кошки серы. И бизнес остается бизнесом даже на войне. Поверьте, можно успешно вести дела даже с коммунистами. Правда, лишь до той поры, пока они не придут к власти. Так вот… Джонатан Гласс был моим другом. И едва узнав, что с ним стряслось, я использовал все свои связи, чтобы разыскать его и вызволить. Спустя несколько месяцев мне удалось договориться об обмене. Только не заставляйте меня уточнять, что я предложил взамен.
– Он был серьезно ранен?
– Очень серьезно. Пуля застряла в черепе, и он перенес инфекционное воспаление.
Джон крепко сжал мою руку.
– Продолжайте…
– Если коротко, Джонатан после ранения был уже не тот.
– У него сохранилась память?
– Частично. Он знал, как его зовут. Кое-что помнил из прошлой жизни и карьеры. Далеко не все. Но дело было не только в амнезии. Скажем, он уже не мог быть фотографом. Хотя, как мне казалось, не очень-то и переживал по этому поводу. Его жизненные запросы свелись к простому и понятному минимуму: кров, пища, вино…
– И любовь? – добавила я. – Вы к этому клоните? У него кто-то был? Кто-то вроде вашей Ли?
Де Бек приподнял брови, словно хотел уточнить, все ли присутствующие – взрослые люди.
– Да, у него была женщина, – наконец ответил он.
– Они познакомились еще до того, как его ранили?
– Задолго.
Я прерывисто вздохнула и заставила себя задать самый важный вопрос:
– У них были дети?
В глазах де Бека я прочитала сочувствие и понимание.
– Нет, Джордан, детей у них не было.
Я едва успела облегченно вздохнуть, как меня вновь пронзило страхом.
– А после ранения он помнил о нас? О маме, обо мне и Джейн?
Старик француз сложил ладони домиком и покачал из стороны в сторону.
– Иногда помнил, иногда нет. Но я понимаю, что вы хотели спросить. Вы боитесь услышать, что Джонатан вас бросил и добровольно отказался вернуться в Америку. Это не так. Он был совершенно не способен это сделать. На моей плантации в Таиланде у него были простые занятия и простые радости жизни.
Джон вновь сжал мою руку, и я благодарно ему кивнула. Как хорошо, что он здесь, рядом… Эмоции хлестали через край, я не справилась бы с ними одна. Значит, мои давние потаенные надежды были не напрасны… Увы, после ранения с отцом случилось нечто непоправимое… Он помнил, что у него остались две дочери, но, возможно, забыл многое из своей прошлой жизни… Но сильнее всего было чувство, которое даже слезы не могли выразить в полной мере. Отец не бросил нас. Он не предпочел нам других людей. Другую семью. Не разлюбил. Во мне родился торжествующий детский крик: «Папа не забыл о нас!»