Трубку взял его тесть. Похоже, Джон поднял его с постели. Он разговаривал с Джоном холоднее обычного. Джон рассудил, что это из-за позднего часа.
– Дик, извините за беспокойство… не знаю, как лучше это объяснить… у Сьюзан произошло что-то вроде нервного срыва. Вчера вечером я приехал домой и не нашел ее. Она упаковала чемодан и уехала. Я подумал, может, она звонила вам или Гейл или приехала к вам?
После короткой паузы Дик Корриган сказал:
– Нет, я… Гейл и я… Сьюзан не звонила нам уже пару недель. Да, последний раз она звонила две недели назад, в воскресенье. Она показалась мне немного уставшей, но с ней было все нормально.
Джон попросил его позвонить, если они узнают что-нибудь о Сьюзан. Дик обещал позвонить, попросил его о том же и повесил трубку.
Джон уронил голову на руки. На всякий случай, вдруг Сьюзан прислала ему электронное письмо, он включил компьютер и проверил почту. Его ждали обычные двадцать с чем-то писем. Просматривая заголовки, он заметил, что одно из них от Арчи Уоррена. Оно было послано вчера в девять сорок семь вечера. Он щелкнул мышью и открыл его:
«Джон, вся информация на Ферн-банк, похоже, зашифрована. Целая куча файлов. Если сможешь расшифровать этот файл, дай мне знать, я скопирую остальные. После прочтения съесть. Арч».
Джон задумался. Арчи не говорил об этом за игрой. Он был в офисе после и послал оттуда письмо. Арчи нашел файлы Ферн-банка, а потом свалился от удара?
Может ли здесь быть связь? Можно ли допустить такое?
Или нельзя не допустить?
Он щелкнул по вложению, чтобы открыть его, и через несколько секунд экран его компьютера заполнился буквами, цифрами и символами, которые ничего ему не говорили. Он позвонил Гарету и попросил его зайти к нему в кабинет.
Через несколько минут Гарет смотрел в его экран. У него был еще более похмельный вид, чем обычно, а его одежда выглядела так, будто утром он вытащил ее из корзины с грязным бельем.
– PGP, – объявил он.
– Шифровальная система?
– Да.
– Можешь ее раскодировать?
Гарет посмотрел на него так, будто он был трехлетним ребенком:
– Нет проблем. Дай мне суперкомпьютер «Крэй» года на четыре, и тогда стоит попробовать.
– Черт. Ты серьезно?
Гарет опять повернулся к экрану.
– Каков источник всего этого?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты получил это от человека, который знает, чем они занимаются?
– Ну да. Вроде того.
Гарет зажег сигарету.
– Тогда это, возможно, задача нахождения недетерминированного многочлена.
– Скажи по-английски.
– По-английски? Ты в жопе.
– Замечательно. Спасибо, Гарет, ты мне очень помог.
– Чтобы это прочесть, тебе нужна фраза шифрования – она должна быть известна и посылающему информацию, и получающему. Когда ты шифруешь что-то в этой системе, ты вводишь ключ – восьми-, шестнадцати-, двадцатичетырехбитный и даже сложнее, в зависимости от степени шифрования. Система работает на принципе удвоения, как в загадке с рисовым зернышком на шахматной доске.
– Каким рисовым зерном?
– Представь, что ты кладешь одно рисовое зернышко на первую клетку, два на вторую, четыре на третью, восемь на четвертую, шестнадцать на пятую и так далее. К тому времени, как ты доберешься до шестьдесят четвертой клетки, у тебя на доске будет в три раза больше риса, чем производится во всем мире за год. По такому же принципу работает и эта система кодирования.
Джон беспомощно посмотрел на него:
– Ну и?.. Что, нет никакого способа прочитать это?
Гарет оглянулся в поисках пепельницы и, не найдя, стряхнул пепел в корзину для бумаг.
– Насколько это срочно?
– Крайне.
Гарет прошелся взад-вперед по кабинету, размахивая руками.
– Ладно. У меня есть один приятель… – Он подошел к Джону поближе, нервно оглянулся по сторонам и продолжил, понизив голос: – Мы вместе в Суссексе работали. Сейчас он в секретной службе прослушивания и слежения. Ну, эта контора при правительстве. У них там есть «Крэй», и он мне говорил, ну так, между нами, что у них есть ключи к большинству шифровальных систем, распространенных в Интернете. Там у них все круто. Я с ним встречусь в выходные, выпью.
Джон покачал головой:
– Это очень срочно, Гарет. Побыстрее нельзя?
Гарет посмотрел на экран и сказал:
– Ну ладно, сделай мне копию. Я попробую, но ничего не гарантирую.
Кунц, сидя в салоне высшего класса рейса «Бритиш эруэйз» до Женевы, ел ранний завтрак: омлет, тонкие сосиски и грибы.
Окно его комнаты выходило на виноградники и оливковые рощи южных склонов Лигурийских холмов. Внизу, на дороге, отражающей все изгибы текущей по дну долины реки, были видны горелые останки одного из последний конвоев Муссолини.
Ему было тринадцать. Война закончилась больше двух лет назад. Мальчишки, местные жители и старьевщики уже давно растащили с грузовиков и вездеходов все, что можно было унести в руках или увезти на крыше машины, оставив только голое, начавшее ржаветь железо.
Его жизнью была эта комната с низким наклонным потолком, унылыми маленькими картинами и узкой вертикальной щелью окна с видом на долину, ярко-зеленую летом и тускло-серую зимой. Его жизнью была эта комната и его книги. Его комната располагалась в дальней части чердака, и под окном был обрыв в несколько сотен футов – никто не мог заглянуть к нему. Никто в деревне не знал, что он здесь, кроме пары, жившей внизу. Это был их дом. Они кормили его и утоляли его жажду знаний, постоянно принося новые книги. В целом мире о его существовании знало всего несколько человек.
Поэтому, когда за ним пришли, он не был готов.
Он не видел людей, ворвавшихся к нему в комнату той ночью. Было темно. Он спал, а едва проснулся, ему надели повязку на глаза и заткнули рот вонючим кляпом.
Вокруг шептали голоса. Он не понимал, сколько их было, но слышал, что большинство из них были женщинами. Он боялся их. Они выволокли его из постели, швырнули на пол, затем бросили на стол, за которым он ел и работал. И все время они шептали: «Ěll Diavolo… Ěll Diavolo… Ěll Diavolo».
Он слышал, как хозяйка дома, сеньора Велуччи, кричала, чтобы они оставили его, грозила страшными карами. Они не слушали ее.
Его ночную рубашку сорвали с него, затем в него начали тыкать пальцами, словно в теленка на базаре. При этом они пели, и в паузе женский голос произнес: «Ce l'ha il padre, deve averlo anche lui» – «Это есть на его отце, на нем тоже должно быть».