Глаза Паккарда сверкнули за толстыми стеклами очков. Он поднял палец.
– Ох! Я знаю, кто тебе нужен. Дам номер телефона. Лучший аллерголог в стране!
Гленн улыбнулся:
– Если б он был лучшим поверенным по делам о разводах, я бы заинтересовался. Слушай, прежде чем идти на инструктаж, хочу задать тебе технический вопрос.
– Давай. Развод… Очень жаль.
– Если бы ты познакомился с моей женой, то не жалел бы. Слушай, напряги мозги насчет мобильников, а?
Мимо протискивались люди. Гай Батчелор приветствовал Гленна улыбкой:
– Доброе утро!
Сержант в ответ махнул сандвичем.
– Ты ведь на кино помешан, Гленн, правда? – спросил Рей Паккард. – Видел когда-нибудь «Телефонную будку»?
– Угу. С Колин Фаррел и Кифером Сазерлендом. И что?
– Конец дерьмовый, как думаешь?
– Да нет, вполне нормальный.
Рей Паккард кивнул. Он не только один из самых уважаемых криминалистов-компьютерщиков, но и единственный известный Гленну фанат кино, кроме него самого.
– Мне требуется кое-какая помощь по поводу ретрансляционных вышек сотовой связи. Ты в этом разбираешься?
– В вышках? На базовых станциях? Я тот, кто тебе нужен. Можно сказать, немножечко разбираюсь. Что ищешь?
– Одного типа, пропавшего вместе с судном. У него всегда был с собой телефон. В последний раз его видели вечером в пятницу на выходе из Шорэмской гавани. Я и подумал, что можно определить направление, в котором он двигался, по сигналам мобильника. Как бы с помощью триангуляции. Знаю, на земле вполне реально, а в море?
– В зависимости от того, далеко ли он ушел и на каком судне.
– При чем тут судно?
Паккард оживленно пустился в объяснения. Похоже, ничто на свете не доставляло ему такой радости, как возможность слить в подходящую емкость обширные запасы знаний, хранящиеся в голове.
– Вот при чем. Уходя в море на десять миль и больше, ты остаешься в зоне приема, но все зависит от конструкции лодки и местонахождения телефона. Понимаешь, в стальной коробке зона существенно сокращается. Где телефон – на палубе или хотя бы в каюте с иллюминаторами? Высота вышек – еще один важный фактор.
Гленн сильно призадумался, вспоминая свое пребывание на «Скуби». Спереди маленькая каюта, куда надо спускаться по трапу. Там же находится туалет, кухонька, комната отдыха. У него возникло ощущение, что она расположена ниже ватерлинии. Но если Джим Тауэрс вел шхуну, то находился на палубе, в частично крытой рубке у штурвала. И если шел в открытое море, то по прямой от берега. Все это он изложил Паккарду.
– Здорово! – кивнул тот. – Не знаешь, звонил он кому-то?
– Жене не перезванивал. Насчет других не знаю.
– Надо получить распечатку звонков. При расследовании тяжкого преступления проблем не возникает. Как я понимаю, дело связано с операцией «Нептун»?
– Да.
– Тогда слушай. Пока телефон находится в режиме ожидания, сеть его регистрирует приблизительно каждые двадцать минут, как бы проверяет, окликая: «Эй, ребята, я тут!» Если ты когда-нибудь клал мобильник в машине рядом с радио, то иногда слышал треск и писк, вроде радиопомех, правда?
Брэнсон кивнул.
– Вот так и осуществляется связь, – просиял Паккард, будто сам научил телефоны подобному трюку. – По распечатке можно установить место последней регистрации с точностью до нескольких сотен ярдов. Дело в том, что сигналы идут от телефона к станции со скоростью света – триста тысяч километров в секунду. Это позволяет определить расстояние между ними. Улавливаешь?
Гленн кивнул.
– Таким способом с помощью триангуляции определяется место с точностью до нескольких сотен ярдов. Только помни, это будет лишь место последней регистрации. Лодка могла уйти от него на двадцать минут.
– По крайней мере, можно засечь последние известные координаты и курс?
– Правильно.
– Ты звезда, Рей, – признал Гленн, делая заметки в блокноте. – Настоящая звезда, мать твою!
Утром в половине девятого в очереди на паспортный контроль для граждан Евросоюза в аэропорту Гатуик стояли двое, похожие со стороны на мать с сыном. Статная, уверенная в себе блондинка с волосами чуть ниже плеч, подстриженными и уложенными в современном стиле, в черном замшевом пальто с мехом и таких же сапогах, с саквояжем от Гуччи на колесиках и подросток, растерянный, худенький, с коротко стриженными взъерошенными черными волосами, в великоватом для него джинсовом пиджачке, жестких голубых джинсах и новеньких кроссовках. У него ничего не было, кроме электронной игрушки, которую ему дали для развлечения, и затаившейся в душе надежды, что скоро – может быть, даже этим же утром – он вернется к своему единственному любимому существу.
Женщина несколько раз разговаривала по телефону на непонятном ему немецком языке, пока он играл в игру, которая ему уже надоела, как надоела и сама поездка.
Наконец, подошла их очередь. Марлен Хартман шагнула вперед, стиснула руку парнишки, предъявила два паспорта. Офицер полиции сперва просмотрел ее документ, взглянул на монитор, который ничего не показал, потом обратился к паспорту мальчика. Рарес Хартман. На экране снова ничего не выскочило. Он вернул паспорта.
В зале прибытия в толпе встречающих Марлен заметила Влада Космеску. Они обменялись рукопожатиями, и Марлен сказала парнишке, который ни разу в жизни не выезжал из Бухареста:
– Рарес, это дядя Влад. Он о тебе позаботится.
Космеску пожал ему руку, сообщил на родном румынском языке, что очень рад приветствовать его в Англии. Мальчик пробормотал в ответ, что тоже очень рад и хочет поскорее увидеть свою подружку Илонку – может, прямо сейчас?
Илонка его ждет не дождется, заверил Космеску. Сначала подвезем госпожу Хартман, а потом поедем к Илонке.
Мальчишеские глаза загорелись, он улыбнулся.
Через пять минут коричневый «мерседес» с неопрятным Григором за рулем отъехал от аэропорта Гатуик и вскоре мчался на юг к Брайтону и Хоуву. Марлен Хартман сидела на переднем пассажирском сиденье, Рарес сзади. Он волновался. Его ждала новая жизнь. Но прежде всего ему не терпелось встретиться с Илонкой.
Они расстались несколько недель назад с бурными поцелуями, обещаниями и слезами. Всего через пару месяцев после того, как в их жизнь вошла Марлен – ангел, вызвавшийся их спасти. Все это походило на сон.
Полное имя Рареса – Рарес Петре Флореску, ему пятнадцать лет. Когда-то – он точно не помнит когда, но вскоре после того, как ему исполнилось семь, – мать, забрав его с собой, сбежала от отца, который пил и бил ее. Потом она встретила другого мужчину. Объяснила сыну, что тот не хочет заводить семью, а поэтому она отдает его в дом, где у него будет много друзей, где его будут любить и заботиться о нем.