— Привет! — сказала она.
Он сдержанно кивнул ей. Обычно он вставал при встрече, но в этот раз остался сидеть.
— Добрый вечер, мисс Баннерман. — У него был подавленный и смущенный вид.
— С вами все в порядке? — спросила она. — Пару дней вас не было видно.
Белки его глаз потемнели, а в левом был виден след лопнувшего кровеносного сосуда.
— Говоря по правде, мисс, чувствовал я себя не очень хорошо. — Он высморкался.
— У вас не прошла простуда?
Он похлопал себя по животу:
— Нет… это здесь… боли в желудке. Несколько дней мучили.
— Но это не приступ аппендицита?
Он грустно улыбнулся:
— Нет, ничего подобного. Я был бы не против, чтобы его можно было вырезать, но доктор всего лишь дал мне пилюли, чтобы снять боль.
— Какой диагноз он поставил? Рак?
— Не знаю. Он почти ничего не говорил. — Уинстон, нервничая, посмотрел по сторонам и понизил голос. — Честно говоря, я думаю, тут что-то гораздо более серьезное, чем они могут сказать.
— Как давно у вас эти боли?
— Да уже года три.
Монти была потрясена.
— Кто ваш врач?
— Доктор Зелигман.
— Он ваш семейный врач?
— Ну… что-то вроде… он доктор от компании.
— Я и не знала, что есть такие.
— О да, он прекрасный человек. В подвальном этаже за водолечебницей у него клиника. Он всегда очень любезен. Все мы ходим к нему.
— Кто все?
— Все мы, сотрудники… которых используют как морских свинок… для испытаний лекарств.
Монти осмотрелась.
— Послушайте, мистер Смит, вы когда-нибудь посещали другого врача… чтобы выслушать еще одно мнение?
— За последние десять лет я был у самых разных докторов, мисс. Вы не поверите, сколько у меня хворей. Но самая худшая — это сыпь.
— Сыпь?
— Что-то вроде псориаза. Жуткий зуд по всему телу, и несколько дней я был в самом деле болен.
Псориаз. Это слово поразило Монти. Отец не мог найти именно досье по псориазу. Эта связь смутила ее.
— И что говорили другие врачи?
Уинстон покачал головой:
— То же самое — ничего страшного! Это все мое воображение! Я был покрыт сыпью с головы до ног, у меня была температура тридцать девять и четыре, а они мне говорят — должно быть, я себе это все вообразил — психо… что-то там такое.
— Вы говорили им об испытаниях, которые на вас проводили?
— Ага.
— И вы поверили в их диагноз?
— Я не знал, во что мне верить, мисс. Я был у специалиста на Харли-стрит, и он сказал, что со мной все в порядке… кому верить?
Она в упор уставилась на него:
— Харли-стрит? Вы платили, чтобы попасть туда?
Уинстон покачал головой:
— Нет, платил «Бендикс». Когда я сказал доктору Зелигману, что хочу выслушать и другое мнение — ну, говоря по правде, это моя жена захотела, — он очень внимательно отнесся ко мне, договорился о приеме и обо всем прочем, а компания взяла на себя заботу о моих счетах. Даже сэр Нейл Рорке как-то остановился рядом со мной и спросил, как я себя чувствую. Я уверен, компания сделала для меня все, что могла. Но я знаю, что умираю, и я это вовсе не выдумал. Я умираю, но они не хотят мне об этом говорить.
Монти стояла, плотно сжав губы. Руки у нее были в карманах плаща, и она поняла, что подсознательно сжимает кулаки. Наконец она нашла нужные слова:
— У моего отца и у меня много знакомых медиков… мы могли бы попросить кого-то еще осмотреть вас.
— Я не хочу делать ничего, что огорчит доктора Зелигмана, — он всегда очень добр ко мне.
Монти видела, что на лице Уинстона отражается неподдельное доверие к своему доктору.
— Вечером я переговорю с отцом, — продолжала настаивать она.
— Ну ладно… вы очень любезная молодая леди.
Она посмотрела на группу скульптур из белого мрамора, украшающих фонтан за его спиной, и быстро обвела взглядом весь холл. Кроме них, в нем никого не было. Тем не менее она понизила голос до шепота:
— Послушайте, в тот день, когда я спросила вас о лифте, дверцы которого никогда не открываются, вы ответили, что имело бы смысл проверить план здания, не так ли?
Вдруг у него появилось растерянное выражение лица; сейчас у него был вид как у животного, пойманного в ловушку.
— Так вот, я проверила, — сказала она. — И пришла к выводу, что имеется несколько потайных этажей. Для чего они используются? Для опытов на животных?
— Прошу вас, мисс, ни о чем больше не спрашивайте меня. Я ничего не должен был вам говорить. — Испуганно посматривая по сторонам, он придвинулся поближе к Монти. — Прошу вас, никому не рассказывайте о том, что узнали от меня.
Она еще сильнее сжала кулаки.
— Мистер Смит, на этих планах показаны шесть дополнительных этажей — я хочу посетить их.
Он отчаянно замотал головой:
— Это просто невозможно, мисс.
— То есть вы признаете, что они существуют?
Лоб его покрылся испариной. Глаза испуганными мышками метались из стороны в сторону.
— Пожалуйста, ни о чем больше не спрашивайте меня. Я не хочу терять работу, меня никто больше не наймет. — Он пришел в возбуждение, и голос зазвучал громче. — Я могу потерять свою пенсию, страховку… словом, все. У моей жены болезнь Паркинсона, она передвигается в коляске. Я не могу рисковать. Я не знаю, чего ради открыл свой большой и глупый рот.
Она кивнула, сухо пожелала ему спокойной ночи и, погруженная в свои мысли, прошла на автостоянку. На ней почти никого не было. Ее «эм-джи» стоял в тени, у дальней стены стоянки. Подходя к машине, она внезапно услышала шаги за спиной и резко повернулась.
Это был Коннор.
— Привет! — сказала она, удивленно и обрадованно.
Он приложил палец к губам, призывая к молчанию.
— Садись в машину и дай мне место в ней.
Коннор забрался в машину рядом с ней, захлопнул дверцу и коротким поцелуем коснулся ее щеки.
— Я ждал тебя.
— Это просто прекрасно!
— Я еще не кончил. Послушай, я получил от Чарли Роули спецификацию «Матернокса», но он задел несколько тревожных колокольчиков и попал под наблюдение. Я могу и сам сделать анализы, но мне нужно соответствующее оборудование.
— Например?
— Спектрофотометр, центрифуга, фиксатор жидких фракций, трансиллюминатор и темная комната с ультрафиолетовым освещением.