Два человека, которых она знала, которые еще на прошлой неделе были живы, мертвы. Ей в самом деле стало не по себе. Но конечно же «Бендикс Шер» никоим образом не может быть вовлечен в какие-то незаконные деяния! Разве не так? Просто Губерт Уэнтуорт в таком подавленном состоянии, что в поисках объяснения хватается за соломинку.

Но тут Монти зябко передернулась, осознав, что, возможно, и она цепляется за соломинку.

38

Барнет, Северный Лондон. 1951 год

Сидя у верхнего окна автобуса, который отвозил его в школу и часто останавливался на этом перекрестке, Джадд много раз обращал внимание на череп, красовавшийся в витрине мелочной лавки.

Она располагалась на опрятном, но многолюдном участке улицы, зажатая между магазином скобяных изделий и ломбардом. Фасад был в облупившейся черной краске, а за мутным стеклом витрины красовался беспорядочный набор книг, декоративных тарелок, столовых приборов, кружек «Тоби» и россыпь безделушек.

Но кроме восхищения черепом его подлинное любопытство вызывало обилие канделябров, кубков и церемониальных кинжалов, в которых, как ему казалось, он опознал по книгам из своей библиотеки предметы, имеющие отношение к оккультизму.

Он остановился на тротуаре перед магазином, пережидая, пока пройдет автобус. В этот час мать обычно пила кофе после церковной службы, но он все равно нервничал, опасаясь, что по какой-то причине она может пройти мимо. Или кто-то из ее приятельниц увидит его.

За те пять лет, что прошли после смерти отца, ее жестокость по отношению к нему стала не такой свирепой, и, хотя он больше не боялся матери, зная, что обладает властью над нею, все же старался не вызывать ее гнева. Она давно перестала привязывать его руки к кровати, но случалось, что лупила его. Порой, покрытый синяками и ссадинами, он обдумывал, не пустить ли в ход ритуал, чтобы убить ее, но одной из главных причин, по которой он этого не делал, было понимание, что она является отличным субъектом для экспериментов, и поэтому на пороге семнадцатилетия он позволял ей думать, что ничем не отличается от ребенка, которым когда-то был.

Он использовал ее, чтобы проверять силу заклятий, которые вызывают тошноту, заклятий, после которых она теряла память; некоторые клали конец ее гневным вспышкам (но только на короткие периоды), а другие укладывали ее в постель с какой-то болезнью; были заклинания, которые заставляли ее покупать ему подарки на день рождения и Рождество, хотя подбор их был довольно странен.

Он смог заставить ее купить ему «Энциклопедию современной науки» и экземпляр «Теории эволюции Дарвина», хотя раньше она отказывалась даже иметь в доме и ту и другую книгу, считая, что наука — это зло, а теория Дарвина — гнусное богохульство. Но попытка внушить ей желание купить ему набор для отливки свечей, чтобы он мог создавать фигурки и изображения, кончилась полным крахом: вместо этого она купила ему набор игрушечных британских солдатиков.

Самой большой неудачей из всех оказались заклятия, с помощью которых он пытался отвратить ее от Бога. Он старался изо всех сил, проведя дома свою черную мессу, для которой он использовал похищенные из церкви облатки причастия, оскверненные мочой, экскрементами, семенем и в одном случае даже менструальной кровью, которую он раздобыл из прокладки, найденной в мусорной корзинке в ванной.

Была и другая причина сохранять ей жизнь. Если ее постигнет смерть или она станет недееспособной — он не сомневался, что легко сможет обеспечить ей и то и другое, — ему придется отправиться жить у тети с дядей и делить комнату с двоюродным братом, а в этом не было ничего хорошего. Возможность пользоваться уединением была очень важна для его планов.

Самое важное испытание ждет его в течение следующих четырех лет, и для него исключительно важно много и тяжело работать над развитием своих способностей. Он трудился как одержимый, каждую ночь допоздна, а порой чуть ли не до рассвета; он убедился, что, соответствующим образом контролируя свой мозг и тело, он неделями может ограничиваться лишь парой часов дневного сна.

Ранние эксперименты над своими учителями были сравнительно удачными, но для претворения его дальнейших планов он должен был успешно сдать экзамены — он собирался учиться в университете; для этого ему предстояло войти в контакт с совершенно незнакомыми людьми, имен которых он даже не знал. Он должен научиться создавать талисманы, должен уметь произносить заклятия над чернилами, которыми пользуется, и поддерживать ментальную связь с ними, чтобы таким образом проникать в мозги экзаменаторов. Это должно быть сделано. Все возможно.

«И пусть твои слова и поступки станут законом. Заставь — и тебя полюбят».

Эти вышитые слова в небольшой рамке на стене сразу же бросились ему в глаза, когда он вошел в магазин. Резко звякнул колокольчик на дверях, когда они закрылись за ним, и Дэниел внезапно почувствовал себя полностью отъединенным от мира. Стоял слабый приятный запах, в котором он узнал благовония, и, оглянувшись вокруг, он потрясенно уставился на груды сокровищ в этой странной, едва ли не церковной полутьме — его глаза вспыхнули при виде меча и кольчуги, зловещего топора на колоде, полок, заставленных большими пыльными томами.

Из-за стойки маленькими, как у насекомого, глазами за ним наблюдала худая остроносая женщина с прямыми выцветшими волосами, собранными сзади в хвост.

Покраснев, Дэниел отвел глаза и, за прикрытием массивной кружки в честь коронации Георга VI, взял книгу «Пособие по высшей магии», автором которой был один из его героев, Джеральд Гарднер. Он открыл ее наудачу, зная, что взгляд его может впитывать все окружающее, подобно промокательной бумаге.

— Для такого молодого человека у вас очень сильная аура, — прорезал тишину голос мягкий, как музыкальный аккорд.

Удивившись, Дэниел снова посмотрел на стойку. Там стоял мужчина, только сейчас понял он, а не женщина. Он никогда не видел мужчин с такой прической.

— Спасибо, — нервничая, ответил он, кладя книгу обратно.

— Раньше я вас здесь не видел.

Дэниел обратил внимание на пентакль, который на серебряной цепочке висел поверх черной рубашки этого мужчины.

— А я раньше тут не бывал.

Насмешливо поблескивая глазами, мужчина еще несколько секунд наблюдал за ним, а затем тепло улыбнулся:

— Конечно, иначе я бы раньше обратил внимание на вашу ауру.

Дэниел не знал, как воспринять это замечание, но тон был дружелюбный.

— Спасибо, — снова сказал он.

— У вас есть имя?

— Дэниел.

— Бог — мой судья.

Дэниел растерянно уставился на собеседника.

— Таков смысл имени Дэниел: «Бог — мой судья». У каждого имени есть свой смысл. Бог в самом деле ваш судья?

Вопрос поразил Дэниела до глубины души. Он покачал головой:

— Нет, Бог мне не судья.