— Лентяйка! — объявил он. — Лентяйка чертова!
— Ну и что? У меня лекций сегодня нет. Ясно?
— Уже полдевятого, правда?
— Угу. Я от тебя слышала: восемь. Потом восемь пятнадцать. Потом восемь двадцать пять. Хочу сладко поспать.
Он взглянул на нее сверху вниз:
— Ты и так сладкая. Знаешь?.. Мы после полуночи не занимались любовью.
— И все-таки ты бросаешь меня?
— Придется.
Она протянула руку, крепко вцепилась в пряжку брючного ремня. Он охнул, Сьюзи усмехнулась.
— Ложись.
— Я должен повидаться с профессором, потом идти на лекцию.
— На какую?
— Проблемы Гэлбрейта [1] и современная рабочая сила.
— Ого! Везет тебе.
— А то. Выбор между современной рабочей силой и тобой не бином Ньютона.
— Хорошо. Ложись.
— Не лягу. Знаешь, что будет, если я не наберу в этом семестре хорошие баллы?
— Вернешься в Штаты к мамочке.
— Ты мою маму знаешь.
— Угу. Страшная женщина.
— Сама говоришь.
— Значит, ты ее боишься?
— Моей мамы все боятся.
Сьюзи приподнялась, отбросила за спину длинные темные волосы.
— Кого больше боишься: ее или меня?
Он наклонился, поцеловал девушку, с наслаждением впитывая сонное дыхание.
— Ты потрясающая. Я уже говорил?
— Около тысячи раз. Ты тоже потрясающий. Я уже говорила?
— Около десяти тысяч раз. Как заевшая пластинка. — Тони забросил на плечи легкий рюкзак.
Сьюзи взглянула на него. Высокий, худощавый, короткие темные волосы смазаны гелем, торчат неровными иглами, на лице модная щетина — очень приятно колется. Стеганый анорак поверх двух футболок, джинсы, кроссовки. Пахнет одеколоном «Эберкромби энд Фитч», который она действительно обожает.
Он покорил ее своей уверенностью при первом же разговоре в темном подвальном баре «Правда» в Гринич-Виллидж, когда она приехала в Нью-Йорк на каникулы вместе с лучшей подружкой Кэти. В конце концов бедняжка Кэти полетела в Англию одна, а Сьюзи осталась с Тони.
— Когда вернешься?
— Как можно скорей.
— Слишком долго!
Он снова поцеловал ее.
— Люблю тебя. Обожаю.
Она замахала руками, как ветряная мельница.
— Еще.
— Ты самое великолепное, прекрасное, очаровательное существо на планете.
— Еще!
— С каждой секундой разлуки скучаю по тебе все больше, и больше, и больше.
Сьюзи снова замолотила руками.
— Еще!..
— Жадничаешь.
— Это ты превратил меня в жадину.
— А ты меня в сексуального маньяка. Пойду, пока чего-нибудь не наделал.
— Прямо так меня оставляешь?
— Вот так.
Еще раз чмокнул, натянул бейсболку, выкатил из квартиры горный велосипед, вышел из парадного в холодное ослепительное апрельское утро. Закрывая за собой дверь, вдохнул солоноватый морской воздух Брайтона и взглянул на часы.
Проклятье!
Встреча с профессором через двадцать минут. Если как следует приналечь на педали, еще можно успеть.
Чик. Щелк. Пи-и-и… пи-и-и… кар-р… ух… чирик… кряк… фьють-фьють…
— С ума можно сойти от этого шума, — проворчала Карли.
Тайлер на пассажирском сиденье «ауди» согнулся над айфоном, играя в адскую игру под названием «Сердитые птицы», на которую подсел. Почему он без конца шумит?
Айфон издал звук бьющегося стекла.
— Опаздываем, — сказал мальчик, не глядя на мать и не прекращая игру.
Чик-чирик… кар-р-р… ух-ух…
— Пожалуйста, Тайлер. Голова раскалывается.
— Да? — ухмыльнулся он. — Нечего было вчера надираться. Опять.
Карли сморщилась, услышав неподобающее для ребенка выражение.
Пи-и-и… пи-и-и… ух…
Хорошо бы схватить этот долбаный айфон и выкинуть в окно.
— Ну, ты тоже надрался бы, если б встретился с таким придурком.
— Будешь знать, как ходить на свидания вслепую.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Я в школу опоздал. Получу нагоняй. — Тайлер внимательно посмотрел на Карли сквозь овальные стекла очков в проволочной оправе.
Щелк-щелк… тр-р-р…
— Позвоню, предупрежу, — сказала она.
— Вечно звонишь и предупреждаешь. Ты безответственная. Наверное, мне надо просить об опеке.
— Не один год упрашиваю, чтоб тебя опекунам отдали. — Карли уставилась в лобовое стекло на красный свет, на бесконечный поток машин на перекрестке, потом взглянула на часы. 8:56. Если повезет, забросит сына в школу и успеет на прием к педикюрше. Замечательно: вдвойне поганое утро. Сначала удаление мозоли, потом клиент — мистер Мизери. [2] Неудивительно, что жена его бросила. Слишком много взяла на себя, выйдя за него замуж. Впрочем, солиситору [3] платят не за суждения. Ей платят за то, чтобы она не позволила миссис Мизери отхватить у мужа оба яичка и прибрать к рукам все прочее его — в строгом смысле, их достояние.
— Мам, до сих пор больно, правда…
— Что?.. А, пластинка…
Тайлер дотронулся до губы.
— Слишком тугая.
— Позвоню дантисту, договорюсь о приеме.
Мальчик кивнул и снова сосредоточился на игре.
Светофор переключился. Карли передвинула правую ногу с тормозной педали на акселератор. Начались новости, она потянулась, прибавила звук.
— Я еду к старикам в выходные?
— Мне бы не хотелось, чтобы ты их так называл. Это твои бабушка и дедушка.
Тайлер передернул плечами.
— Обязательно ехать?
— Обязательно.
— Почему?
— Это называется «обслуживание завещания».
— Как? — нахмурился он.