– Все в порядке, Дункан?
– Так точно. Пока порядок.
Участок Траута тянется от морского берега Кемптауна до усадьбы Уайтхоук, где традиционно селятся крутые преступные кланы наряду со многими достойными и порядочными людьми. Плотно застроенные улицы между ними образуют изменчивый мир пансионов, дешевых гостиниц, процветающих общин, включая крупнейшую в Великобритании коммуну геев, многочисленных ресторанов, пабов, частных магазинчиков. Кроме того, здесь приютились несколько школ и городская больница.
– Надо кое-что проверить. Сообщается о запуганной женщине. – Сержант изложил обстоятельства.
Траут вытащил новенький блокнот, записал имя – Кэтрин Дженнингс – и адрес.
– Приказ отдал инспектор, но я подозреваю, что он спущен свыше, от какой-нибудь шишки, если ты меня понимаешь.
– Конечно, сержант. Я как раз рядом, сейчас загляну.
Прибавив шагу, Траут повернул влево с набережной, увидел по указанному адресу восьмиэтажный многоквартирный дом, перед которым стоял грузовик строительной компании рядом с фургоном, обслуживающим лифты. Прошел мимо серого «форда-фокуса» с квитанцией за парковку на лобовом стекле, пересек дорогу, подошел к парадному, пропуская вперед двух рабочих с огромной обшивочной стенной панелью. Взглянул на дощечку с кнопками звонков. Фамилия напротив кнопки восемьдесят второй квартиры отсутствует. Нажав ее, Траут не получил ответа.
Внизу кнопка вызова смотрителя, но, раз дверь открыта, он решил войти. На дверце лифта табличка «Не работает», поэтому пришлось тащиться по пыльной лестнице, с раздражением глядя на идеально начищенные вчера вечером, а теперь загрязнившиеся ботинки. Наверху стучат молотки, визжит дрель, на пятом этаже констебль еле пробрался среди строительных материалов.
Поднялся на восьмой этаж. Дверь квартиры Кэтрин Дженнингс прямо перед глазами. Три отдельных врезных замка и глазок – интересно. В горячих точках Брайтона на квартирных дверях, уже подвергавшихся взлому, часто стоят два замка. А вот три уже слишком. Приглядевшись, он заметил, что все очень прочные и надежные.
Действительно, леди чего-то боится, подумал Траут, звоня в дверь.
Нет ответа. Позвонил еще и еще, терпеливо выжидая, потом решил пойти поговорить со смотрителем.
Когда спустился в маленький вестибюль внизу, туда вошел очень приятный мужчина лет тридцати, в спецовке с вышитым на нагрудном кармане названием фирмы «Стэнвелл» и с поясом для инструментов, и другой лет шестидесяти, с виду воинственный, в хлопчатобумажном комбинезоне поверх грязной майки, со старым мобильником в руке и почерневшим от ушиба ногтем.
Оба удивленно улыбнулись при виде констебля.
– Быстро добрался!
Старший взмахнул телефонной трубкой:
– Я же только минуту назад позвонил! – Гортанное произношение придавало речи жалобный оттенок.
– Мне?
– Насчет лифта!
– Прошу прощения, – извинился Траут. – Вы кто?
– Смотритель.
– К сожалению, я здесь по другому вопросу, – объяснил констебль. – Впрочем, с удовольствием помогу, если вы мне объясните, в чем дело.
– Очень просто, – сказал мужчина помоложе. – Подъемный механизм поврежден. Какие-то вандалы… или саботажники. Провод кнопки аварийного вызова и телефона в лифте перерезан.
Траут навострил уши, вытащил блокнот.
– Рассказывайте подробно.
– Даже показать могу, черт побери. В технике разбираешься?
– Попробую, – пожал плечами констебль.
– Тогда пошли в шахту.
– Хорошо. Только сначала мне надо поговорить с этим джентльменом.
Механик кивнул.
– Пойду пока фургон отгоню. Проклятые инспекторы в этом квартале настоящие гестаповцы.
Когда он ушел, Траут обратился к смотрителю:
– У вас в восемьдесят второй квартире проживает Кэтрин Дженнингс?
– Новенькая. Несколько недель назад въехала.
– Что можете рассказать?
– Не особенно с ней разговаривал, кроме воскресенья, когда она в лифте застряла. Одно скажу – денег у нее навалом, судя по тому, сколько платит.
– Как думаете, кто лифт испортил? Местные хулиганы? Или это с ней как-то связано?
Смотритель пожал плечами:
– По-моему, механик не хочет признавать, что тут чисто техническая проблема. Может быть, свою шкуру спасает. Или честь компании.
Траут кивнул, но не поверил. Спустившись в шахту, составит собственное мнение.
– Значит, не знаете, чем та самая Кэтрин Дженнингс на жизнь зарабатывает?
Смотритель покачал головой.
– Замужем? Дети есть?
– Одна живет.
– Куда ходит, не знаете?
– Я нахожусь в другом конце дома, в этом крыле жильцов не вижу, пока не возникнут проблемы. У нее что, с законом неприятности?
– Нет, ничего подобного. – Полицейский ободрительно улыбнулся, выудил из кармана удостоверение. – Разрешите представиться – констебль Траут. Новый патрульный в вашем районе.
Смотритель взял удостоверение и с сомнением осмотрел, словно визитку розничного торговца.
– Надеюсь, будешь сюда заглядывать вечерком попозже по пятницам и субботам. На прошлой неделе маленькие ублюдки мусорный бак подожгли, – проворчал он.
– Для этого я сюда и поставлен, – серьезно заявил констебль.
– Поверю, когда увижу собственными глазами.
– Эй, старик, уже взлетел?
Грейс стоял в носках в южном терминале аэропорта Гатуик, глядя на свои туфли, выползавшие из сканера на ленте конвейера. Прижав к уху мобильник, ответил:
– Пока одни башмаки. Эта процедура с ума меня сводит. С каждым следующим полетом снимаешь с себя все больше вещей, черт возьми. И только потому, что пять лет назад какой-то придурок зашнуровал ботинки светящимися шнурками! Саквояж пришлось сдать – по новым правилам он негабаритный, значит, по прибытии придется ждать багажа. Пустая трата времени, будь я проклят!
– Плохо спал?
Грейс ухмыльнулся при воспоминании о сладкой ночи с Клио:
– Нет. Гораздо лучше, чем вчера. Никто мне не жаловался на дерьмовую жизнь из-за какой-то свихнувшейся бабы.
Проигнорировав колкий намек, сержант полюбопытствовал:
– Пес тебя больше не метил?
Грейс, одетый в официальный костюм, желая прилично выглядеть по прибытии в Нью-Йорк, пытался стоя зашнуровать правую туфлю, придерживая плечом трубку. Потом сдался и сел.
– Нет. Вместо этого на полу лужу сделал.
– С тобой все в порядке? Голос глуховато звучит.