Тем не менее он поприветствовал его с большим изяществом. Лозен вынул из карманчика своего превосходного, плотного белого шелка жилета лорнет, водрузил его на нос, перед тем как согнуться над Ферсеном, не приходившим в сознание.
— Прекрасная работа! Техника безупречна! Я и не знал, что вы это практикуете. Поправьте меня, если я не прав, но что произошло? Эта идеальная дружба, служившая примером для всего экспедиционного корпуса, она дала трещину?
— А что вас заставляет это предполагать?
— Боже мой! Когда я вижу, как Кастор посылает в нокаут Поллукса, у меня естественно возникают вопросы.
— Вы ошибаетесь, — сказал Жиль самым серьезным тоном. — Я просто показывал нашему другу удар, которым часто пользовался, когда мы сражались под командованием генерала Вашингтона. Очевидно, я ударил чуть сильнее, чем следовало.
— Чуть! Я-то у вас не буду брать уроков. Но что вы делаете? — воскликнул он, видя, как Жиль берет Ферсена в охапку и, как пушинку, несет его к кровати.
— Вы же видите, я устраиваю его более приличным образом, чтобы встретить такого достойного гостя, как вы, дорогой герцог.
Лозен пожал плечами, прошел к креслу, в котором только что сидел Турнемин, устроился в нем и принялся постукивать тростью по красным каблукам своих щегольских туфель.
— Господин Ферсен меня нисколько не стеснял. Не буду скрывать от вас, я пришел, чтобы предложить ему прогуляться до зеленого местечка, спокойного и тенистого. Я хорошо знаю это местечко.
Турнемин удивленно поднял брови и скрестил руки на груди.
— Дуэль? Как так? Без свидетелей, без всякого шума? Тайком?
— Что вы хотите, бывают случаи, когда реклама — это дурной вкус, тем не менее мне трудно принять тот факт, что ваш друг вчера в клубе Валуа при всех объявил меня лгуном.
— Действительно, это трудно принять. Но если оскорбление было публичным, то я не понимаю, почему вы выбираете эту таинственность.
— Раз вы здесь, это уже не тайна. Вы и будете нашим свидетелем, дорогой друг, но я все-таки надеюсь на ваше молчание, ведь причина ссоры — дама высокого положения, и ее необходимо избавить от такого рода приключений.
Шевалье нахмурил брови, охваченный предчувствием того, что и на этот раз речь идет о королеве. Ведь Ноайль накануне поведал ему, что Лозену запрещен въезд в Версаль за то, что он ухаживал за Марией-Антуанеттой и даже хвастался перед окружающими своими успехами.
Если такие слухи дошли до Ферсена, тот мог отреагировать только нарочитой ссорой с человеком, который мог быть в его глазах невыносимым хвастуном. Но если дуэль столкнет Лозена, который слыл за бывшего любовника королевы, и Ферсена, у которого были большие шансы стать ее сегодняшним любовником, то честь королевы останется запятнанной уже навсегда. А эта дуэль при таком положении вещей доставит много радости ядовитым памфлетистам, которыми кишел Париж. Да, было лишь одно средство предотвратить эту встречу. Это средство было не таким уж и приятным, но у Жиля не было выбора.
— Дорогой герцог, — сказал он ласково, — вы легко поймете, что если я должен быть свидетелем, то мне надо знать причину ссоры. Почему же Ферсен полагает, что вы лгун?
Лозен разразился неприятным для Жиля смехом.
— Потому что, по его мнению, лгун — это тот, кто говорит не нравящуюся ему правду.
Лежащий в кровати Ферсен зашевелился, приходя в сознание, а это и не устраивало в данный момент Жиля. Без всяких колебаний он нанес ему точный удар, что снова отправило шведа в страну грез.
— Ну и ну! Что вы делаете? — воскликнул Лозен, следивший за Жилем с большим любопытством.
— Я делаю это, чтобы он не вмешивался в наш разговор, — спокойно ответил шевалье, потирая кисть. — Мы остановились на правде, которая ему не нравится. Можете вы мне сказать, что это за правда?
Теперь Лозен нахмурил брови.
— Вы не находите, Турнемин, что это уже слишком и похоже на допрос?
— Как бы то ни было, я хочу, чтобы вы произнесли имя… я его, впрочем, знаю, но хочу получить подтверждение. Имя дамы?
Герцог разразился смехом, обнажая безупречно белые, острые, как у волка, зубы.
— Отчего же вы этого не спросили раньше? Я не вижу в том никакой тайны. Его могли слышать все, кто присутствовал в клубе Валуа. Я действительно заявил, что перед тем, как упасть в объятия Ферсена, королева Мария-Антуанетта побывала в моих.
— Мне тоже это не нравится. Вы, господин герцог де Лозен, самый отъявленный лгун на всей планете.
Тот вскочил с кресла, словно ужаленный пчелой.
— Вы что, теряете рассудок, шевалье? Я полагал, что мы друзья!
— Может, именно потому, что я вам — Друг, мы будем драться с вами. Дуэль между вами и Ферсеном была бы губительной для репутации королевской персоны, которой принадлежит моя жизнь.
— Правда? Вот и вы присоединились к полку влюбленных в королеву. Мне следовало бы это предположить.
— Вовсе нет, сударь, но вы изволили только что заметить: я лейтенант гвардии короля. Я служу королю, господин Лозен, вашему королю. А вы втаптываете в грязь репутацию супруги короля, и эта грязь может достичь и самой короны. Вот почему я постараюсь не позволить вам этого на какое-то время. По крайней мере, я надеюсь на это.
Лозен пожал плечами, прошел к зеркалу проверить безупречность своего галстука.
— Если я вас убью, что прервет в самом зародыше вашу блестящую карьеру, это не помешает мне с радостью насадить на шпагу вашего шведского дворянишку. Это отучит его называть Бирона лгуном.
— Конечно, это риск, но я полагаю, что стоит на него пойти. Когда вы желаете, чтобы мы уладили это дело?
— Но если вы не видите препятствий, то прямо сейчас. Моя карета внизу, мы отправимся в это спокойное местечко. Если, конечно, вы не хотите, чтобы мы пустились в поиски свидетелей, столь милых вашему сердцу.
— Ну что вы! Я сам собирался вас просить покончить с этим как можно быстрее и незаметнее.
А что до кареты, то, если вы позволите, я с радостью воспользуюсь ей.
Выходя из комнаты, Турнемин встретил в коридоре Свена и ответил ему с улыбкой на его вопрошающий взгляд.
— Ваш хозяин нуждается в вашей помощи, — сказал он по-английски, потому что Свен не понимал по-французски. — Пойдите к нему и… не удивляйтесь некоторым изменениям цвета кожи под левым глазом.
Спустя полчаса карета Лозена въезжала в тень Булонского леса. Погода стояла замечательная. Было солнечно, но не жарко. Над пышными кронами деревьев небо было таким голубым, таким глубоким, что редкие проплывающие облачка, казалось, и существовали лишь для того, чтобы подчеркнуть эту голубизну.
В окрестностях Кателанского леса Лозен остановил карету и приказал кучеру ждать. Оба отправились дальше пешком к маленькой лужайке, которая, по уверениям Лозена, была словно специально предназначена для разговоров такого рода, какой они собирались начать и не хотели его вести на виду у слуги, каким бы преданным он ни был. Но карета должна будет привезти кого-то из дуэлянтов, когда тот не будет в состоянии держаться на ногах, и не следовало оставлять ее слишком далеко.