То есть я-то понимаю, что он имеет право скучать по маме. Во-первых, он маленький еще. Во-вторых, я же, скотина, не дал ему с Мирой поговорить, он даже и не знает, как там дела. Но сам Мишка явно думает, что сморозил страшную бестактность. Потому что у меня мамы вообще нет, а он, представьте себе, по своей к вечеру скучать начинает.
Ну и скучает. Имеет право вообще-то.
Вон, он за мою сестру переживает. А кто она ему? Никто. Просто подружка.
Так что я быстро сказал, что там, в больнице, все нормально.
Мишка кивнул. И мы опять уставились друг на друга, как идиоты.
Потом Мишка буркнул:
— Если тебе опять мешают звуки, которые я издаю, то извини.
А руки в кулаки зажал.
Упрямый осел, да и только.
Но я чувствую — злость у меня совсем прошла.
Да, не любит меня Мишка, так ведь и я его не очень-то. Я хотел в своем доме жить — он в своем хотел. Может быть, он до сих пор по своей квартире скучает и злится, что из-за нас чуть не все в жизни поменять пришлось. Маленьких особо не спрашивают, им приходится идти туда, куда взрослые ведут. На Миру он наезжать не может, вот и психует. И тут я вдруг сообразил: а Мишка музыкой-то сейчас не занимается! Раньше он к Гулькиной частной учительнице ходил, в том году вроде бы в студию при ДК Маяковского, а теперь там который уже месяц капремонт во всем здании.
Я ему это и сказал: что он классно играет и жалко, что музыку бросил.
Мишка плечами пожал так по-взрослому и говорит:
— Я бы не бросил, но студия пока не работает. Можно было пойти в музыкалку, только самая близкая от нас — это пять остановок на троллейбусе, а потом проспект переходить. Маме водить меня некогда, а одного отпускать она боится.
— Слушай, а ведь у вас дома даже пианино вроде не было?
— Не было. Мы три месяца в прокате брали, а потом мама с соседкой договорилась, соседка — совсем глухая старуха, а инструмент у нее хороший. Мы с мамой даже хотели пианино у нее взять и к нам, значит, перекатить — тоже как будто напрокат. Но соседка не согласилась. Сказала: мне скучно, а тут хоть я и мало чего слышу, но все-таки живой человек заходит, играет…
Вот еще проблема — пять остановок на троллейбусе.
— Да буду я тебя возить в эту твою музыкалку, делов-то, — сказал я.
А Мишка — просто железный дровосек какой-то. Если и удивился, то виду не показал. Только уточнил деловито:
— Два раза в неделю. Пять остановок — до Белинского.
— А если тебя туда не возьмут посреди учебного года?
— Ну, не возьмут — так не возьмут…
— Мишка, — говорю, — хочешь, я тебе картинки покажу?
Он плечами пожал. Давай, мол, твои картинки, посмотрим.
Не сильно разговорчивый парень. Может, когда мне казалось, что он на меня дуется, дело было просто в том, что он разговаривать не любит?
Я свою последнюю папку достал — у меня там листов восемь было изрисовано — и на полу работы разложил.
И что-то даже разволновался. Как на вернисаже. Хочется, чтоб ему понравилось.
Мишка молча уселся на корточки, потом на коленки переместился и так, на коленках, пополз вокруг моих листов. Долго ползал. Я даже не выдержал, сказал ему, что он одну работу вверх ногами смотрит. А Мишка только отмахнулся: так, говорит, интереснее.
Потом встал и сказал солидно:
— Умеешь. Много такого?
— Полчердака, — отвечаю.
— Потом покажешь?
— Договорились.
Мишка стал вместе со мной листы с пола собирать и вдруг спрашивает:
— Щей там не осталось? А то я не доел, умираю с голоду!
— Может, лучше бутербродов с колбасой, чаю? И я бы с тобой за компанию не отказался.
Мишка на бутерброды согласился, но продолжал настаивать на щах! Первый раз в жизни вижу человека, ну, то есть не взрослого человека, который по собственному желанию ест вареную капусту. Я бы такое чудище в цирке показывал.
Только он ложку ко рту поднес и остановился:
— Я что, правда ужасно чавкаю?
— Как бегемот с аденоидами, — отвечаю.
— Понимаешь, мне так вкуснее.
— Понимаю, — говорю.
— А тебя сильно раздражает?
Я плечами пожал. Конечно, не самая светская привычка так с супом расправляться, но желание стукнуть Мишку ложкой по лбу у меня уже прошло.
— Постараюсь потише, — деловито сказал Мишка. И занялся щами. Потише у него не получилось, так что я за звуками его позднего ужина чуть Мирин звонок не пропустил.
А когда Мишка трубку у меня выхватил, он тут же и сообщил Мире, что Паша будет его в музыкалку водить. Можно подумать, у Миры есть силы его музыкальные планы выслушивать. Небось сказала ему: «Потом-потом, дома поговорим».
Тем более что она завтра уже домой зайдет, вещи взять и еды приготовить. Гуль уже можно на пару часов одну оставить.
Мы дома.
Гуль жива и здорова.
Дома тепло.
На улице совсем зима.
И скоро Новый год.
Люди готовят подарки — втайне друг от друга.
Они положат их под елку, потом будут разворачивать и удивляться.
Но я-то знаю их секреты.
Мишка дарит маме шерстяные носки. Представляете, он связал их в кружке рукоделия! Странный мальчик — умеет вязать. Гуль он дарит купленные на карманные деньги стеклянные бусы, а Паше — акварельные краски. Такие подарки — потому как Мишка переживает, что в доме холодные полы и у мамы мерзнут ноги. И считает, что Гуль красивая и ей пойдут красные бусы. И хочет, чтобы Паша рисовал не только черно-белые картинки, но и цветные.
Гуль дарит Мире свалянного из войлока ангела, Паше — диск с английским словарем, а Мишке — дорожные шахматы. Она хочет, чтобы ангел стоял у Миры на работе у зеркала. И очень уважает Пашу за то, что он так хорошо знает английский. А с Мишкой она собирается играть в шахматы — Паша обещал научить.
Паша дарит Мире ее портрет. И очень волнуется, что получилось непохоже: ведь рисовать с натуры он не мог. Мишке он дарит диск «Лучшая фортепианная музыка». А Гуль — сборник сказок. Потому что Паша думает, что в доме должны висеть не только портреты потомков Тирсовых, но и портреты Гуренковых тоже. И Паша любит покой и порядок: ему приятно представлять, как малыши будут читать сказки, слушая хорошую музыку.
Мира дарит Паше папку, в которой она начала собирать Тирсовский архив. Она нашла фотографию Тирсова в сборнике, посвященном истории университета, отсканировала ее и напечатала. Тирсов — серьезный, в очках и с бородкой. Паша наверняка будет всматриваться — что в нем от прадеда. В папке есть еще библиография тирсовских статей, которые Паша сможет прочитать в университетской библиотеке. Ну и еще она дарит Паше теплый свитер. Мишка получит от нее конструктор, а Гуль — игрушечный, но вполне работающий микроскоп. Розового цвета в розовом чемоданчике. Мира долго разведывала у Мишки, чего хочет Гуль, а у Гуль — какой именно набор нравится Мишке. Надеется, что поняла все правильно.