Я подтянула колени, чтобы лечь на узкую скамеечку, и подсунула платье под голову. Рейки сильно врезались в тело, но я не обращала на это внимания. Волк снаружи улегся прямо под дверкой. Я видела только его рыжую шерсть. Он ждет. Он не собирается меня отпускать даже во сне.
Мысль ужасала, и я еще долго дрожала и кашляла. Но в конце концов сон взял надо мной верх, и я забылась.
11 апреля 1912 г.
Я проснулась, понимая только, что мне неудобно, все тело затекло и очень хочется спать дальше. Тут я открыла глаза, и странная обстановка, а также невероятные воспоминания, объяснявшие ее, заставили меня мгновенно вскочить. Я села и придавила руками дверь еще до того, как вспомнила, что делаю это из-за волка.
В помещение проникал свет — слабый, серый. Значит, уже заря. Должно быть, тут есть иллюминаторы. Я посмотрела вниз, но волк больше не лежал у меня под дверью. Я не слышала его тяжелого дыхания, не слышала клацанья когтей по плиткам. Может, он ушел? Или отошел достаточно далеко, чтобы я смогла подбежать к двери и заколотить в нее? Теперь-то кто-нибудь будет рядом?
Дрожащей рукой я стала открывать дверь, так медленно, что казалось, это тянется целую вечность. Никакого движения. Никаких звуков. Я выскочила наружу, собираясь кинуться к двери, ведущей в коридор, и…..через два шага резко остановилась. На полу, полностью обнаженный, с идеальной фигурой, практически в бессознательном состоянии, лежал Алек Марлоу.
Рыжий волк.
Несколько секунд, не в силах пошевельнуться, я могла только тупо на него смотреть. Ночью, находясь между сном и явью, я поняла, что рыжий волк — это еще одна версия Михаила, то есть еще одно превратившееся человеческое существо. Но со всеми этими разговорами про «друга» и «соратника» я пришла к выводу, что это был один из тех мужчин, с которыми Михаил шел в тот вечер в Саутгемптоне. Мне даже в голову не приходило подозревать Алека Марлоу.
Алек очнулся и увидел меня. Он перекатился на бок, чуть дальше в сторону. Может, хотел продемонстрировать, что не собирается меня трогать, а может, ему просто стало стыдно лежать голым перед едва знакомой девушкой.
Наверное, мне следовало убежать. Но, увидев, как он двигается — медленно, сконфуженно, я подумала, что бросить его тут одного будет слишком жестоко.
Он спросил:
— Что ты тут делаешь?
— Ты… ты не помнишь?
— Все как в тумане. — Алек попытался сесть, но у него ничего не получилось. Мускулистые руки дрожали и не выдерживали его веса. — А что случилось?
— Твой друг Михаил… он затащил меня сюда. Он… — Ну как мне это сказать? — Он изменился. Вы с ним подрались, а я не могла выбраться до тех пор, пока… пока ты не переменился обратно.
Теперь, при свете и наконец рассеявшемся паре, я смогла хорошенько осмотреться и увидела шкаф, в котором (можно биться об заклад) наверняка находились полотенца. И в самом деле, открыв дверку, я обнаружила стопку полотенец и махровых халатов. Вытащив один для Алека, я опустилась рядом с ним на колени. Плитки пола холодили ноги.
— Держи, — мягко произнесла я. — Ты как себя чувствуешь?
Он выхватил у меня халат, но был слишком слаб, чтобы надеть его, так что просто прикрылся им.
— Не надо волноваться, Тесс. Здесь ничего не произошло. Просто оставь меня и никому не рассказывай.
Я едва не рассмеялась:
— Ты что, в самом деле решил притворяться, будто я ничего не поняла?
Алек отвернулся от меня, уставившись в угол. Его челюсти сжались, он явно пытался подавить какое-то глубокое чувство. До меня дошло — стыд. Он стыдится того, что его таким увидели.
— Большинство людей… предпочитают забыть, лишь бы не признаваться самим себе, что они видели, — грубо бросил он. Голос его был хриплым, будто сорванным. Я вспомнила, как он рычал. — Ты должна уйти.
— Не могу.
— Потому что хочешь полюбоваться на монстра? — Зеленые глаза Алека полыхнули, правда на этот раз нормальным, человеческим огнем. — Или потому что жалеешь меня?
Непонятно, какой из двух вариантов ему отвратительнее.
Я скрестила на груди руки:
— Я не могу уйти, потому что дверь заперта. Поверь, я удрала бы отсюда давным-давно.
— О, конечно. — Тут он смутился и стал выглядеть настолько по-мальчишески, да еще и красивым, что я снова чуть не рассмеялась.
Но странность ситуации заставила меня промолчать. Я все еще боялась Алека. И все-таки сейчас он такой уставший, израненный, голый на полу турецких бань. Такой уязвимый.
И если я хочу получить ответы на свои вопросы, то сейчас самое для этого время.
— Значит, ты… — я замялась, потому что слышала это слово только в сказках, которыми пугают легковерных людей, — оборотень.
Алек поднял голову и посмотрел на меня. В свете зари его каштановые кудри слегка отливали рыжим.
— Да.
— И Михаил тоже.
Он с отвращением поморщился:
— Да. Старше. Сильнее. Могущественнее.
— Это он… сделал такое с тобой? — Я бы не удивилась. Это как раз в духе Михаила — совершить подобный мерзкий поступок. — Или ты родился оборотнем?
Глубоко вздохнув, Алек сел и закутался в халат. Я отвела взгляд. Только теперь, когда он кое-как оделся, я сообразила, что сама-то до сих пор в нижнем белье, сшитом из тонкой ткани. Следовало бы вытащить халат и для себя, но я просто подтянула коленки к груди.
Надев халат, Алек медленно поднялся на ноги. Похоже, каждое движение все еще причиняло ему боль.
Выпрямившись, он покачнулся, но устоял на ногах, не дожидаясь, пока я вскочу и помогу ему. Он посмотрел на меня:
— Я никогда никому этого не рассказывал. В смысле — никому, кроме отца.
Мистер Марлоу знает? Вот этого я не ожидала. Но как вообще можно было ожидать всего этого?
— Я стал вервольфом два года назад, — начал Алек. — Мы с отцом отправились на охоту в Висконсин.
Я никогда не слышала про этот Висконсин, бывший, очевидно, весьма опасным местом, так что представила его себе похожим на густые леса около Морклиффа, куда виконт иногда отправлялся пострелять дичь, — древние деревья, тянущиеся к самому небу, с такой густой листвой, что солнце сквозь нее не пробивается. Земля, заросшая папоротниками и покрытая ковром из мха. Полная тишина, которую нарушает только хлопанье птичьих крыльев.
На лице Алека играла горькая, печальная усмешка.
— Все случилось сразу после заката. Отец велел мне прийти к обеду, но я в тот день никого не подстрелил и поэтому отказался. Хотел доказать, что я великий охотник. Но в лесу меня поджидал другой охотник, более искусный.
— Михаил?