— Повезло. Ах, если бы!
Выражение лица мистера Марлоу сделалось отстраненным. Его печалили болезненные воспоминания о прошлом.
Я быстро встала и извинилась. Чем скорее я уйду, тем лучше.
Но двигалась я недостаточно быстро.
Я не успела покинуть гостиную, когда открылась дверь и из своей спальни вышел Алек, завязывая пояс темного шелкового халата. Его неукротимые каштановые кудри были взъерошены после сна, а лицо измучено, как у человека, перенесшего сильную боль. Он увидел меня, глаза его широко распахнулись, появилась неуверенная улыбка.
— Тесс?
— Я уже ухожу. — Неужели только вчера вечером мы целовались так страстно, что у меня подкашивались ноги? Я взглянула на него, и сердце заколотилось быстро-быстро, но я больше не понимала, от желания или от страха. — Я не собиралась вас будить.
— Все в порядке. Я рад, что ты здесь.
Алек так счастлив! Почему он стал так уверен во мне именно тогда, когда я начала бояться его еще сильнее? Снова бодрый, он вышел к отцу на прогулочную палубу:
— Папа, вы с Тесс…
Голос его оборвался, и я сообразила, что Алек увидел на столике открытку с изображением Габриэль Дюмон. Когда он повернулся ко мне, у меня чуть сердце не разорвалось — лицо его исказилось от стыда. Я узнала, что он совершил, и это его убивает. Он стиснул кулаки, прищурился, и я не понимала, от боли это или от гнева. Знала только, что вижу волка.
— Тесс, уходите, — сказал мистер Марлоу. — Быстро.
Кого он оберегает — своего сына или меня? Что так, что этак, но я почувствовала, что волосы у меня на затылке встали дыбом, повернулась и выскочила в коридор. Дверь за мной захлопнулась. Не знаю, кто ее захлопнул, и оборачиваться я не стала.
Пробродив около часа по пароходу, не зная толком, чем заняться и куда повернуть, я вышла на шлюпочную палубу. Свежий ветер трепал мои золотистые кудри, выбившиеся из-под льняного чепца. Я стояла, опершись о поручни, и смотрела на воду далеко внизу. «Титаник» был настолько громадным, что я смотрела вниз, будто с церковной колокольни. Океан вокруг меня простирался во всех направлениях до самого горизонта. Даже на таком огромном корабле я была всего лишь крохотной точкой в бесконечности и совершенно одинокой.
Я оглянулась, думая о Михаиле, но его тут не было. Да ему не хватит смелости убивать меня на палубе, куда в любой момент может выйти Джон Джекоб Астор, богатейший человек в мире.
Но он все равно появится. Ему необходимо разобраться с Лайлами. И Алек… не знаю, что может произойти с нами дальше, но одно я знаю точно: мы с ним еще встретимся.
Я искала кого-нибудь, кто спасет меня, с той минуты, как взошла на корабль и в первый раз ощутила спиной взгляд охотника. До того мне казалось, что я такая сильная и умная со своим фетровым кошельком в кармане, а теперь я чувствую, что вообще ничего не понимаю в этом мире, ничего не знаю о его истинных ужасах, кроме одного, но это одно стало намного более правдивым, чем раньше: никто никогда меня не спасет, если я не буду изо всех сил сражаться за собственную жизнь.
А чтобы сделать это, нужно решить, кому можно доверять. Решить, во что верить. Я посмотрела на восток, прищурившись на утреннее солнце.
Всё по очереди: нужно вернуться в каюту Лайлов в последний раз.
Вероятно, меня уже уволили за то, что я просто ушла, не получив на это разрешения. Но мне нужно знать точно, на каких условиях я увольняюсь. Если у меня не будет ни единого пенни, чтобы начать новую жизнь в Нью-Йорке, придется придумывать другой план. Может быть, попросить Мириам разрешить мне пожить у нее день-другой; с рекомендацией мистера Марлоу я быстро найду работу.
Они же не заставят меня платить за каюту, нет? У меня в жизни не будет таких денег, чтобы заплатить за билет на этот корабль даже в третьем классе. Но тогда Лайлам придется трясти своим грязным бельем перед чиновниками из «Уайт стар», так что, думаю, не заставят. Будем надеяться, что нет.
Леди Регина, разумеется, потребует назад униформу. Нужно починить разорванный Лейтоном карман, а то она вычтет с меня за ущерб. И пусть подавится этим дурацким чепцом.
Несмотря на всю свою решимость, я с трудом подавила страх, входя в каюту Лайлов. Но ожидаемого взрыва брани от леди Регины не последовало. Единственным человеком в гостиной была Хорн, рявкнувшая на меня:
— Что-то ты слишком долго! Мисс Ирен ждет. — Но она говорит это каждый день, если я не появляюсь на заре.
Я, моргая, уставилась на нее. Я просто убежала с работы, а в наказание… ничего?
Я вошла в комнату мисс Ирен. Она сидела в точности на том же месте, где я ее оставила, щеки ее все еще пылали, она тяжело дышала. И хотя она сидела, уставившись в пол, все-таки меня узнала:
— Я сказала маме, что послала тебя с поручением, только не стала объяснять с каким. Если она спросит, придумай что-нибудь.
— Спасибо, мисс.
Меня охватило не столько облегчение, сколько смятение. Придется работать в надежде получить хоть немного денег, но я по-прежнему остаюсь в самом центре всей этой неразберихи и слишком близко к Михаилу. Самый большой в мире океанский лайнер внезапно показался мне чересчур тесным.
Чтобы не думать о собственных страхах, я внимательно посмотрела на Ирен и отметила, что она выглядит слишком подавленной. Она всегда была худенькой, но за последний месяц мне пришлось ушить ее платья в талии на два дюйма, а корсет приходилось затягивать изо всех сил, иначе он на ней просто болтался. Чтобы она так накричала на леди Регину, должно было случиться что-то чрезвычайное.
Но хотя мы с мисс Ирен прекрасно ладили, прислуга-горничная вроде меня не смеет задавать хозяйке прямые вопросы.
Я сделала попытку:
— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мисс?
— Настолько хорошо, насколько это возможно. — Она вздохнула. — Ну, давай, Тесс. Сделай из меня красавицу. Наряди, как куклу, чтобы мама могла выставить меня напоказ.
И мне в голову пришла идея. Настолько безумная и при этом настолько очевидная, что я аж вздрогнула. Она поломает все планы Михаила, но он узнает об этом слишком поздно, а я получу хоть какую-то власть во всей этой чудовищной неразберихе.
И кроме того… если я это сделаю, то помогу Алеку. Дам ему шанс наконец-то взять верх в борьбе против Братства.
Стоит ли ради помощи Алеку совершать преступление? Стоит ли рисковать своей свободой, а возможно, даже жизнью?
Моя практическая натура говорит «нет». Но впервые в жизни я наплевала на практичную сторону своего характера. То, что я чувствовала к Алеку… глубина его отчаяния… все это было для меня важнее, чем логика, осторожность или собственная безопасность. Может, мне следовало предположить, что я сошла с ума, но в глубине души я знала: Алек сделал меня отважнее. Сильнее. Человеком, способным совершить все что угодно.