— Не знаю, — говорю.
Твидовый Пиджак нависает надо мной:
— Не знаете? Какое у меня число, Адам?
— Достаточно. Прекращайте, Ньюсам. Давайте перенесем его вниз. Ему надо поспать.
Это говорит другой человек, голос у него низкий и резкий. Я перевожу взгляд. С другой стороны от меня стоит мужчина с коротко стриженными седыми волосами и шрамом над левым глазом. Его число мерцает, когда я пытаюсь прочесть его.
Я видел его прежде. Мозг лихорадочно припоминает где именно, но без толку.
Твидовый Пиджак выпрямляется.
— Конечно, — говорит он. — Завтра мы попробуем еще раз.
Толпа просачивается за дверь.
Я снова закрываю глаза, но не сплю. Перебираю в памяти все то, что только что видел, все то, что мне известно. Лица, числа… и этот голос.
«Не говори».
Эта женщина в моей голове тоже назвала меня Адамом. Стало быть, это и есть мое имя.
Я — Адам.
А дальше?
Лифт грохается о дно шахты. Мы в самом низу. Охранник переводит ручку на «ОТКРЫТЬ», а затем распахивает дверь, и я вижу еще один коридор. Стены бетонные, освещение тусклое, длина бесконечная. По стенам ветвятся булькающие трубы, тут и там виднеются железные двери с решетчатыми ставнями на уровне глаз, замочными скважинами и номерами. Все выкрашено голубовато-серой краской. Очень похоже на тюрьму.
Охранник берет меня за руку. Я пытаюсь высвободиться, но он держит крепко. Я что, теперь заключенная? Поднимаю глаза и присматриваюсь к охраннику.
Он молод, чуть старше меня. У него пробиваются усы, а военный берет, похоже, сидит на голове под неправильным углом. Он нервно глядит на меня.
— Я должен отвести вас к дочери, — говорит он мне. — Мы пытаемся… успокоить ее.
Мия. Она здесь. Я чувствую невероятное облегчение. Плевать на Савла, на солдат, на это странное место. Мия! Хочу видеть Мию.
Рядовой идет первым, уводя меня все глубже и глубже в туннель. Он бормочет что-то о еде, о теплой постели, но я не обращаю внимания. Бетонный пол отзывается на наши шаги вялым эхом. Где-то на заднем плане слышится механическое гудение.
С каждым шагом я как будто отдаляюсь от жизни, дневного света и всего, что знала раньше, но в то же время с каждым шагом я приближаюсь к Мии, а только это сейчас и имеет значение. Я пытаюсь запоминать дорогу, но мы заворачиваем за несчетное множество углов, проходим мимо бесконечных дверей, и все сливается в одно голубовато-серое море, настолько однообразное, что я вскоре сдаюсь.
Тут я слышу звук, от которого замираю на месте. Детский плач. Звук слабый, но, без сомнения, это она. Мия.
Останавливаемся у двери с табличкой 1214. Охранник стучится, и дверь распахивается. Голос Мии заполняет весь коридор. За дверью простая квадратная комната, в углу стоит односпальная кровать. На кровати сидит женщина, рядом с ней Мия, ее личико сморщилось и покраснело, как свекла, ручки и ножки отчаянно дергаются.
— Мия! — кричу. — Мия!
Отталкиваю охранника и влетаю в комнату. Он не останавливает меня.
Мия разом замолкает и открывает глазки. Затем бросается ко мне, цепляется за меня, как обезьянка, и рыдает. Я целую ее волосы, обнимаю ее.
Женщина встает.
— Она как раз начала успокаиваться, — неубедительно говорит она.
При звуке ее голоса Мия принимается плакать громче и пронзительнее.
«Молодчина, Мия, — думаю я. — Так ее».
С оскорбленным видом женщина выметается из комнаты и хлопает дверью. В замке поворачивается ключ. На кровати лежат полотенца и одежда двух размеров. Голые стены, ни единого окна. Камера.
— Мы заперты, Мия, — говорю, пытаясь справиться с нахлынувшей тревогой.
Она поднимает головку от моего плеча. Глаза распухли от слез, горячо дышит мне в лицо. Возможно, мы и в заключении, но Мия здесь. Она жива.
— Заперты, — повторяет она.
Крепче прижимаю ее к себе и осматриваю комнату. Здесь даже душевая есть. На мгновение я забываю обо всем на свете, вспомнив, что такое проточная вода и каково это — принять горячий душ. За два года я почти успела забыть, на что это похоже.
— Давай помоемся, — предлагаю.
В душевой только самое необходимое, зато чисто. Включаю душ. Трубы скрипят и трещат, затем из насадки начинает литься горячая вода.
Мия качает головой и теснее прижимается ко мне.
— Мия, это как дождик — хороший, теплый дождик. Тебе понравится.
Отказа я не принимаю. Раздеваюсь, затем раздеваю Мию, игнорируя ее протесты. Держа ее за руку, я вхожу под душ и мягко тяну ее за собой. Выдавливаю на ладонь немного шампуня и намыливаю голову себе и Мии. Шампунь, мыло, пар и вода отдают больничным запахом. Но они делают свое дело. С наших ног стекает грязная серая вода.
Мы выходим из душа, я заворачиваюсь в полотенце, затем вытираю и одеваю Мию. Вскоре она становится розовой, чистой и теплой. Тот комплект одежды, что поменьше размером, ей велик, но она с удовольствием напяливает его.
Осмотрев второй комплект, я понимаю, что они не готовились к прибытию беременной женщины. Нижнее белье и футболка, трикотажная рубашка и штаны. Штаны эластичные, но даже их очень трудно натянуть на мой живот.
Вдыхаю химический запах душа, витающий в комнате, смотрю на замок в железной двери и на голые стены без окон.
Как сюда поступает воздух? Чем мы будем дышать на глубине тридцати метров под землей?
Самое безопасное место в Англии. Один вход, один выход.
Мне нет дела до того, что сказал тот человек. Мы не можем оставаться здесь. Надо выбраться отсюда.
Текут часы, а я то засыпаю, то просыпаюсь. Не знаю, сколько прошло времени, но, когда бы я ни проснулся, в комнате всегда кто-то есть, и этот кто-то обязательно задает вопросы:
— Как дела?
— Чувствуете мое прикосновение?
— Сколько пальцев?
Дальше начинаются обследования — температура, давление, реакция зрачков на свет.
Иногда делают уколы. После них очертания комнаты, силуэты людей — медсестер, чела в твидовом пиджаке, чела со шрамом и мерцающим числом — и матраца, на котором я лежу, постепенно расплываются. Вслед за ними расплываются мысли в голове, и не успеваю я глазом моргнуть, как снова забываюсь сном.
На этот раз я просыпаюсь с мыслью, что больше не хочу засыпать.
В полусне я наконец вспомнил, чей это был голос.
Моей мамы.
Теперь я ее помню. Я все помню.