— Я никогда никому не рассказывал, — говорит он и чуть слышно усмехается. — Только тем, кого убивал. В самую последнюю минуту.

Волосы у меня на загривке встают дыбом. Он собирается убить меня? Он об этом сейчас говорит?

Он кладет руку на мое плечо, наклоняется еще ближе, обдавая кислым запахом. В углу его рта пузырится слюна. Я хочу оттолкнуть его, но не могу пошевелиться. Страх парализовал меня.

— Я долго искал тебя, Адам Доусон.

— Зачем? — задаю я вопрос, хотя и не желаю слышать ответ.

Собственный голос кажется мне еле слышным и безжизненным.

— Хочу, чтобы ты стал моими глазами, — отвечает он.

— Что?

— Я хочу видеть то, что видишь ты. Хочу видеть числа.

— Но я думал… Разве вы не знаете свое число?

— Я действительно вижу их, Адам. Но… — Он скрежещет зубами. — Я вижу их в самую последнюю минуту, самую последнюю секунду. — В его голосе слышится гнев, разочарование, которое он пытается скрыть. — В тот момент, когда число покидает душу владельца, и за секунду до того, как оно входит в мою.

Что?

Медленно и мучительно обдумываю его слова.

Их. Савл не раз отнимал у людей их числа.

Он числокрад. Кошка с девятью жизнями. Или даже больше…

Точно как Мия…

Точно как Мия…

Я еду на мотоцикле. В лицо дует ветер, в нос врывается запах бензина, вибрация двигателя отзывается в руках и ногах.

Савл мчится на мотоцикле мимо меня, за его спиной сидит Сара. Он взмахивает рукой. Раздается треск, я лечу, а дальше — пустота…

Точно как Мия…

То, что я чувствую, не выразить никакими словами. Мне остается лишь сидеть и в изумлении пялиться на него, ощущая, как разжижаются мои внутренности.

Сара

Просыпаюсь вся в поту. Темная комната. Я лежу на тонком матраце. Кто-то кричит.

Действительность изворачивается и ускользает от меня. В каком я кошмаре?

Мне опять четырнадцать? Здесь мой отец? В комнате темно. Замка на двери нет. Я не могу запереться от него. Он сейчас здесь? Или только что ушел? Этот крик не мог принадлежать мне — он не разрешал мне издавать ни звука. Он говорил, что убьет меня, если я открою рот…

Рядом со мной на корточках сидит женщина. Ее рука лежит на моем плече.

Наконец мешанина воспоминаний и кошмаров кристаллизуется в реальность. Химический запах. Я помню этот химический запах. Моя камера.

И Марион. Ее силуэт вырисовывается на фоне прямоугольника света, проникающего внутрь через полуприкрытую дверь. Ее лицо в тени, ее тело нависает надо мной.

— Ты металась и кричала во сне, — говорит она. — Тебе снился сон, верно?

— Выйдите из моей комнаты! — кричу.

— Что тебе снилось, Сара?

— Не знаю. Уходите. Оставьте меня в покое!

Но я знаю. Паника была реальной: мое сердце все еще лихорадочно колотится о ребра. Боль была реальной, место действия было реальным. Я никогда не была там, но мои ноздри до сих пор ощущают сырой запах, а кости ломит от холода.

Мия тоже здесь — она тянется ко мне и гладит по щеке. Слезы застилают мне глаза.

— Мама плачет, — говорит она. — Не плачь, мама.

Но я не могу остановиться. Я знаю, что нас вот-вот разлучат. Это случится очень скоро. Я вижу это — так же, как тогда видела Хаос. Я нарисовала Хаос не думая — он был там, в моей голове. А накануне я нарисовала новый кошмар. И он тоже сбудется.

— Сара, что это было? Что тебе снилось?

Марион все еще здесь.

— Ничего! Я не знаю. Прошу вас, — кричу, — оставьте меня в покое!

— В прошлый раз ты видела Хаос, помнишь, Сара? Увидела дату и нарисовала ее. А что тебе снилось сейчас?

— Ничего. Я уже говорила вам, сны мне больше не снятся.

— Ты только что видела сон. Я наблюдала за тобой.

— Так это ты подглядывала за мной прошлой ночью? Тебя что, заводит, когда ты шпионишь за людьми?

— Я не… Я не знаю, о чем…

— Гадина! Вон отсюда! Какого хрена ты тут торчишь?! Пошла вон! Вон!!!

Я откидываю одеяло и набрасываюсь на нее. Размахиваю руками, пытаясь ударить ее, исцарапать, сделать больно. Наконец она вылетает из комнаты и захлопывает дверь.

Мия снова дрожит от страха и тревоги. Бедняжка, за что ей такие мучения?

Я сижу на кровати рядом с ней, пока она не засыпает снова. Проходит около часа. Я наблюдаю за тем, как поднимается и опускается ее грудка, слушаю ее ровное дыхание. Через некоторое время ее дыхание ускоряется. Ручки и ножки подергиваются, и она что-то бормочет во сне.

Она видит сон.

Адам

— Я не могу вам помочь, Савл. Это неправильно. Называть числа — неправильно.

— Откуда ты взял этот бред?

Замолкаю. Не хочу, чтобы он оскорблял память моей мамы. Если он сделает это, то мне придется поколотить его.

Он неодобрительно щелкает языком и раздраженно качает головой.

— У тебя в голове каша, — говорит он. — Я же тебе уже сказал, жизнь не черно-белая. Сейчас я действую вслепую, и мне нужны точные знания. Ты можешь спасать людей, Адам.

— Спасать их?

— Спасать их от меня.

Пытаюсь понять его слова. Он говорит о спасении людей с неправильными числами, людей, которые скоро умрут — по крайней мере слишком скоро для него. Он хочет числа, обещающие долгую жизнь.

— Мне просто нужно находить нужные числа… в нужное время, — продолжает он. Кажется, он говорит сам с собой. — Если бы только я видел числа. Если бы я мог научиться, если бы я мог справиться с этим. Если бы я мог постичь это…

— Я не могу вас научить, — говорю. — Это врожденное. Я сам не знаю, как это происходит.

— Это верно, — говорит он, — научить меня ты не можешь. Но вот отдать мне свое число — запросто. Отдашь его мне, — он делает паузу, — если я хорошо попрошу?

Он плотоядно улыбается мне, точно лисица, которая смотрит на кролика:

— Я отдам тебе свое, а ты мне свое. — Смеется. — Да, это мне нравится. Честный обмен.

Ясен пень, если я не помогу ему, он поможет себе сам. Он убьет меня. Через два дня, когда наступит его число, он возьмет мое и будет надеяться, что мое умение видеть числа перейдет к нему.

— Отвяжитесь, Савл, — говорю.

От страха слова прилипают к стенкам горла. Я подпрыгиваю и отбегаю к противоположной стене, опираясь о нее ладонями и опуская голову между руками.