Быстро проведя руками по спутанным волосам, Абигейл заставила себя сесть на кровати и ответить ему:
— Что — правда?..
Тогда он повернулся. Лучше бы он этого не делал! На лице Ника было написано отвращение и… разочарование. Он недоверчиво покачал головой.
— Я думал, та женщина в боа пала так низко, как только может пасть человек, — сказал он с горечью больше себе самому. — Но теперь я обнаружил несколько неприятных фактов, касающихся меня лично.
Абигейл спустила ноги с кровати и через силу сунула их в нелепые туфли на высоченных каблуках. Так она чувствовала себя увереннее. Она прочистила горло, пытаясь не показать, что нервничает, но она нервничала.
— О чем ты говоришь, Ник?
— Я говорю о себе, хотя это сейчас не к месту, прошептал он с отвращением в голосе. — О моем непрошеном и диком желании переспать с тобой, содрогающейся подо мной на этой кровати, прямо сейчас…
Это просто потрясло Абигейл: его слова отражали ее собственное пламенное желание — она действительно хотела лежать под ним на этой кровати.
Содрогающейся. Целующейся.
— Ник, не надо… — прошептала она.
— Но давай не будем обо мне! Почему бы нам вместо этого не поговорить о тебе, Абби? — продолжал он неумолимо, как будто она ничего не сказала. И о моей дурацкой рыцарской защите твоей чести там, внизу. О господи! Как эти довольно сомнительные друзья Орландо, должно быть, посмеивались в кулак. Потому что теперь мне совершенно ясно, что дорогая Джемима, очевидно, сказала правду. Ведь так? — Его зеленые глаза блестели, словно драгоценные изумруды. — Так скажи мне, Абигейл, насколько «свободным» был этот ваш свободный брак? Если бы я попытался, скажем, месяц назад, было бы так же просто соблазнить тебя на этой самой кровати?
— Ты не соблазнял меня…
— Да, — неторопливо согласился он. — Я остановился. Правда?
Абигейл в смятении прижала ладони к пылающим щекам.
— Не надо… — снова прошептала она.
— Что — не надо? — В его голосе была насмешка. — Говорить правду? Быть честными? Но я думал, это довольно разумно после твоего «свободного» брака. И ты все еще не ответила на мой вопрос. Позволила бы ты мне любить тебя, когда Орландо был жив? Возможно, ему понравилось бы наблюдать?
Мм? Понравилось бы? Или, может, вы оба получали какое-то удовольствие от этого, Абби?
— Ты отвратителен!..
— Что ж, может, и так, — согласился Ник, скривив рот в гримасе ненависти и самообвинения. — Но я по крайней мере не лицемер. Великий Боже, ты выглядела такой потрясенной там, внизу, когда Джемима обвиняла тебя, что я серьезно испугался, что ты можешь просто упасть в обморок, как некая невинная героиня времен королевы Виктории! — Он иронически рассмеялся. Тогда как в действительности ты не могла дождаться, когда наконец можно будет подняться наверх и наброситься на первого попавшегося тебе мужчину!
— Значит, вот что ты обо мне думаешь? — спокойно произнесла Абигейл.
Он холодно посмотрел на нее.
— А что еще прикажешь мне думать? Людей обычно судят по тому, как они себя ведут, а в твоем сегодняшнем поведении не было ничего, что могло бы опровергнуть слова Джемимы.
Абигейл с такой силой вонзила ногти в ладони, что вздрогнула от боли, но ей было уже все равно.
Она не могла тут больше оставаться и выслушивать эти оскорбления. Проще всего было бы выбежать из комнаты, прочь от его отвратительных обвинений, и забыть эту грязную сцену!
Но бегство — не выход.
У Ника навсегда останется память о ней как о дешевой маленькой шлюшке, которая среди друзей Орландо чувствовала себя как рыба в воде и готова была принять все их отвратительные ценности.
Этого ей просто не вынести. И речь идет не о гордости. Ее долг перед отчимом, который подарил ей так много любви и которого Ник тоже боготворил, — вывести Ника Харрингтона из заблуждения, стереть то ужасное впечатление, которое она, должно быть, на него произвела.
— Ник… — осторожно начала она.
Его лицо оставалось холодным. Он лишь окинул ее презрительным взглядом:
— Что?
Абигейл вздохнула, прежде чем начать исповедь.
— Послушай, я хочу объяснить…
— Послушать будет действительно интересно, саркастически откликнулся он.
— Мой брак не был счастливым…
Но он прервал ее, громко рассмеявшись. Этот циничный хохот эхом отдался в ее голове, — Правда? — вопросил он с издевкой. — Ты удивляешь меня, Абигейл. Можно подумать, что беспорядочные связи способствуют согласию между супругами!
Ее терпение подходило к концу, но Абигейл решилась продолжать до тех пор, пока не выговорится, пока не скажет что-нибудь, что избавит ее от этого пугающе холодного, разочарованного взгляда зеленых глаз.
— Одно то, что он не был счастливым, еще не значит, что он был «свободным», как ты все время подчеркиваешь! — огрызнулась она…
— Так вы были верны друг другу? — немедленно отреагировал Ник.
Волнуясь, она опустила глаза и начала перебирать пальцами шерстяную ткань своей черной юбки, как ребенок теребит свое одеяльце.
— Это… это все не так просто, — сказала Абигейл уклончиво.
— Ну да, так я и думал. — Его голос звучал резко. Просто ответь — да или нет. Нет ничего проще!..
Указательным пальцем она чертила круги на своей ладони. Как много можно рассказать ему? Подняв голову, она встретила настороженный взгляд зеленых глаз, но своих не отвела.
— Я была верна ему, — произнесла Абигейл, и ее глаза потемнели от боли.
— И ты ждешь, что я в это поверю? — хмыкнул он.
Она покачала головой.
— Я ничего от тебя не хочу, Ник! Но ты мог бы по крайней мере проявить вежливость и выслушать меня!
— Ты думаешь, мне интересно тебя слушать? холодно сказал он. — Разве это не пустая трата времени? Я имею в виду, разве у тебя это не в крови?
Абигейл застыла. Она поняла, о чем он говорит, но все-таки хрипло спросила:
— В каком смысле?
— Ты лишь дочь своей матери, — спокойно заметил Ник. — И так же неразборчива в связях, как и она.
Это не было таким страшным оскорблением, каким должно было бы стать. В конце концов, у Ника просто хватило смелости вслух заявить о том, о чем другие годами лишь шептались по углам. Абигейл любила свою мать, но слишком хорошо знала о ее прегрешениях.
Бессознательно, детским жестом поймав выбившуюся прядь волос, она начала накручивать ее на палец, как яркую, блестящую нитку.
Как поступить теперь? Чем ответить?
Дать отпор, поругаться и приказать ему покинуть дом? Или же поступить как более зрелый человек?..