Последние несколько дней он только и делал, что примерял на себя всю гамму эмоций, пережитых Черил за тринадцать лет: чувство вины, презрение к себе и страшная боль утраты, обида и гнев на свой жребий. Теперь же ему предстояло оказаться на месте Эрин, когда ее арестуют, отдадут под суд, приговорят.
Черил и Эрин. Две женщины, две матери. Они обменяются судьбами.
Наказанием для Эрин станет не тюрьма, а потеря Руби — вот что сильнее всего терзало Роберта.
Ну а Руби… Со временем она поймет. Рана постепенно зарубцуется. Руби узнает свой настоящий день рождения, и какой погодой встретил ее этот мир, и что сказал ее папа, впервые взяв дочь на руки… Черил сможет описать каждый день жизни Руби, но лишь до ее восьми недель. А дальше все вопросы только к Эрин.
Даже если Руби останется здесь, я все равно смогу ее видеть. Понадобится — через суд потребую свиданий. У Роберта мелькнула мысль представлять Черил в суде, но он ее тут же отбросил. Слишком похоже на дело Боуменов. Если на месте Мэри окажется Эрин, чем он сам будет лучше Джеда Боумена?
— А где мы? — Руби вылезла из машины и одарила Луизу хмурым взглядом. — Я хочу к маме.
Роберт вздохнул. Знала бы она, что попала в самую точку.
— А я хочу тебя кое с кем познакомить.
Взяв девочку за руку, Роберт повел ее к дому номер 18. К дому Черил, где когда-то жила и она сама. Набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание. И постучал в дверь.
Старенький «форд-эскорт» протарахтел по улице: стекла опущены, музыка гремит во всю мощь.
Черил не открывала. Роберт стукнул еще раз и посмотрел на часы. Половина девятого, еще светло и далеко до вечерней прохлады.
— В «Оленьей голове», — прошептал он, так и не дождавшись ответа на стук.
Путь не близкий, но выбора у Роберта не было. Он как-то не предполагал, что может не застать Черил дома. Пока Луиза и Руби ждали в машине, Роберт вошел в пивную.
— Не подскажете, Черил Варни здесь?
На этот раз клиенты не осаждали девушку за стойкой — бар был почти пуст.
— Не-а, — отозвалась она меланхолично, натирая полированное дерево. — Сегодня не будет. Она вообще только раз в месяц приходит. Вот, забыла позавчера. — Девушка нагнулась, покопалась под стойкой и выпрямилась с коричневой сумочкой в руке. — Вы ее скоро увидите? Может, отдадите?
Роберт округлил глаза, словно Черил забыла в баре «Оленья голова» собственную ногу.
— Да, конечно. Собственно, я ее уже сегодня увижу.
Барменша пожала плечами и протянула ему сумку.
— Удачи. — Роберт ретировался, пока она не передумала.
Прислонившись к багажнику «мерседеса», Роберт открыл сумку и заглянул внутрь. Краешком глаза заглянул в жизнь, разрушенную его женой.
Сверху лежал небольшой кошелек. Роберт отстегнул кнопку и увидел фотографию младенца — точно такую же, как в газете со статьей о похищении дочери Черил. Застегнув кошелек, он бережно опустил его на дно сумки, как будто уложил ребенка спать. Чековая книжка, водительское удостоверение, расческа и два тюбика помады. На самом дне, под упаковкой бумажных носовых платочков, ключи. Брелоком служила крохотная рамка с другим снимком того же младенца.
Роберт убрал ключи в карман и улыбнулся. Теперь двери дома Черил Варни для него открыты. Можно войти и подождать хозяйку.
Мы ужинали в итальянском ресторане. Вечером того самого дня, когда познакомились. Пожалуй, неприлично быстро, но ведь он сам предложил. Магазин я закрыла на полчаса раньше, чтобы собраться без спешки. Подумать только, первое настоящее свидание! Мне было двадцать восемь лет — правда, эту цифру знала одна я, для всех остальных мне исполнилось тридцать два, краденый паспорт сработал, — а я еще не встречалась с человеком, который мог по-настоящему меня полюбить. Помню, я все твердила себе: смотри не ляпни под конец, сколько с него за услуги. Руби я оставила под присмотром соседки снизу. Такая милая дама, она сразу к нам прониклась. И в тот вечер вопросов не задавала.
— И для кого же был первый букет? — спросила я с улыбкой, склонив голову набок.
— Для моей секретарши. У нее день рождения.
— А мне еще никогда не дарили цветов. Так что и у меня как будто день рождения!
Тот букет, что Бекко прислал мне в Брайтоне, не в счет… Но мое признание, должно быть, прозвучало дико. Чтобы женщине ни разу не подарили цветы?
За ужином — я что-то жевала, от волнения не ощущая вкуса, — он рассказал мне, что работает в юридической фирме, что был женат. Глядя куда-то в пространство, добавил негромко, что недавно овдовел. Я не спросила, от чего умерла его жена. Потом признался, что любит играть в сквош, а еще любит кино. Живет он в Фулхэме. Он вел себя как джентльмен. За ужин расплатился сам. А когда вышли из ресторана, поцеловал меня.
Он очень старается этого не показывать, но я-то вижу: от Бакстера осталась только половинка. Никто не заменит ему Патрика.
Он рад нам, вместе с нашими набитыми сумками, словно всегда подозревал, что мы вернемся. Он суетится, угощая нас оладьями с сиропом, и настаивает на добавке. На щеке и шее у него розовеют шрамы, но мы молчим о пожаре. Все было сказано в письмах.
— Не понимаю и никогда не пойму, Эрин. — Он ерошит мне волосы жестом, дозволенным только отцу. — Отправлю-ка я тебя назад, вот что я сделаю. Нельзя же вечно бегать, детка. Муж у тебя прекрасный…
— Он такого наговорил! — бурчу я и дуюсь, как обиженная школьница. — Откуда он вообще знает? Нечего ему копаться в моем прошлом.
— Ты ему жена, не забыла? Считай, одна плоть и кровь. — Бакстер щедро поливает вторую порцию оладий сиропом. — И потом, он не копался в твоем прошлом. Это все я виноват. Мы говорили о тебе, я решил, что он знает, и…
— Он все равно со мной разведется — после того, что узнал.
Бакстер в курсе моей истории. За долгие годы, проведенные в его доме, я рассказала ему все.
Руби уже за пианино, играет песню, сочиненную для Арта.
— Эрин, ты должна позвонить домой и успокоить Роберта. Скажи, что с вами все в порядке. Погости у меня пару дней — и валяй назад к мужу.
Роберту я не позвонила.
Мы с Руби бродим по улицам Брайтона. Вспоминаем. Сидим на берегу, как тогда, во время пожара. Квартиру Бакстер отремонтировал, а вот Патрика уже не вернуть. Я сводила Руби на его могилу, положила цветы из магазина Бакстера. Я очень скучаю по Роберту. Я хочу быть рядом с ним. Но мое прошлое этого не допустит.
О том, что Руби уехала, мне сообщает Бакстер. У него бессонница — после пожара ему все чудится ночами звон стекла и крики, — и он первым находит записку, оставленную моей дочерью на кухонном столе.
Все праздники когда-нибудь заканчиваются. На то они и праздники. Поехала домой, к папе. Целую, Руби.