— Марри, тебе нужна помощь. А я не знаю, как тебе помочь. — Трясясь от злости, я опорожнила в раковину две почти полные бутылки, залив пол, себя и все вокруг. Бутылки я нашла в сарае, в ящике со старыми игрушками. — Начинай лечиться или уходи.

Тогда я впервые пригрозила разводом. Но пришлось повторить эти слова тысячу раз, прежде чем он наконец мне поверил.

За несколько лет я перепробовала все, чтобы заставить Марри бросить пить. Мы вместе ходили на собрания анонимных алкоголиков, но он отказывался обсуждать свою проблему. Я договаривалась о встречах с психологом, но он не являлся на них. Забрав детей, я уехала на неделю в Нортмир, но когда вернулась, то обнаружила, что дом буквально завален пустыми бутылками. Сколько раз я пыталась вызвать его на разговор, но все неизменно заканчивалось скандалом. И тогда я начала прятать голову в песок, а Марри все пил и пил.

— Марри, ты спас меня. Я тоже хочу спасти тебя, — умоляла я его.

Почему он пьет, я не понимала.

— Все просто, — сказал он однажды. — Мне страшно. Мне страшно от того, что однажды проснусь утром, а ничего нет. Ничего.

В глазах у него стояли слезы. Мы были на кухне. Дети сидели за столом. Марри развел руками, словно обнимая комнату, обнимая нас. Тогда я не поняла, что он имеет в виду.

— Он прав, — снова и снова повторяю я. — Он прав, он прав, он прав. — Из-за слез я почти не вижу дороги.

— Кто?

— Твой отец. Он прав, это самое ужасное на свете. От этого легко запить.

— Мама, что ты говоришь? — пугается Алекс.

— Теперь я его понимаю, прекрасно понимаю. — На мгновение торможу, вытираю слезы и снова набираю скорость. — Однажды он сказал, что боится все потерять. Что ему даже думать об этом страшно. Поэтому он хотел избавиться от напряжения. У нас все было слишком хорошо.

— Что потерять, мама? Что было слишком хорошо?

— Всё, все мы. Наша семья. Папа, Флора, ты, я. Скажи, Алекс, мы ведь не останемся одни?

Марри

Дорога как каток, уже на Хоганс-лейн машину повело в сторону, я ударил по тормозам, автомобиль развернуло, и он остановился, перегородив дорогу. Я оставляю фары включенными, потому что на улице темно, как в яме.

— Флора!

Я жалею, что не остался в участке, чтобы выслушать показания женщины, видевшей маленькую девочку где-то здесь. Она бы указала точное место. Дорога несколько миль змеится вдоль изгибов реки.

Иду вперед, вглядываясь в ночь. Эта женщина видела девочку вчера. И вряд ли то была Флора. Но я все равно иду и иду. Когда свет фар остается далеко позади, включаю фонарик. Я то иду по дороге, то сворачиваю на обочину, возвращаюсь, описываю фонариком дуги, чтобы не пропустить ни одного квадратного дюйма. Пару раз луч выхватывает из мрака блестящие глаза, и у меня екает сердце. Я ныряю в кусты, где прячется моя дочь, но там никого. Лишь легкий шорох удирающей зверушки. Если понадобится, я весь мир обыщу с фонариком, но я найду Флору.

Впереди показывается мост через Кем. Совсем недавно я проходил под ним на «Алькатрасе». Представляю карту. Я у самой реки. Если этот мост с желтыми граффити на одной стороне, то — я останавливаюсь, чтобы сосредоточиться, — там, через два или три поля… Сердечный ритм снова учащается.

— Там, — шепчу я темноте, — там дом Дэвида Карлайла.

В ответ, испугав меня до смерти, с дерева слетает сова.

Снова иду. Вот и мост. Шарю в темноте лучом и первым делом вижу ломаные формы ярко-желтых граффити, творчество местных неформалов. Старая кирпичная кладка подтверждает, что я не ошибаюсь: это тот самый мост. Снова представляю карту, там был какой-то съезд с дороги, где я оставил автомобиль в прошлый свой визит в дом Карлайла.

Разворачиваюсь и, поскальзываясь, бегу обратно к машине.

Через пять минут, оставив машину у ворот на другом берегу реки, я направляюсь по дорожке к дому доктора. В темноте светятся две бледные полоски. Прохожу через сад, мимо замерзших цветочных клумб, приближаюсь к окну и вжимаю лицо в холодное стекло.

Через несколько секунд глаза привыкают к свету. Сначала я не верю тому, что вижу в оранжевом сиянии пламени. Но, убедившись, что это не видение, не мираж, порожденный надеждой или паранойей, нашариваю под ногами камень и пробиваю себе дорогу.

Джулия

Из-за рева «лендровера» я не слышу, как звонит телефон. Алекс говорит мне о звонке. Я суетливо нащупываю мобильник в сумке, но телефон выскальзывает из пальцев и падает куда-то под ноги. Останавливаюсь, отпихиваю газету, что валяется под ногами, машинально отметив, что газета не очень давняя — узнаю рождественское объявление. Поднимаю телефон и перезваниваю.

— Марри, что?!

Задыхаясь от волнения, но четко и ясно муж объясняет, что нашел нашу дочь.

Флора жива.

Дом Дэвида манит издалека. До него еще полмили, но на плоской равнине видно мерцание вокруг здания. Дом со всех сторон окружен полицейскими машинами. Наконец-то! Я искренне надеюсь, что Эд тоже там и своими глазами увидит, как добр Дэвид.

— Я еду, милый, еду, — шепчу я сквозь слезы.

Алекс выдает вопрос за вопросом, на которые у меня нет ответов.

— Мам, кто нашел Флору? Ее не обидели? А доктора снова арестуют?

Приподнявшись, он смотрит на пульсирующие голубые огни.

— Нет. Он нашел Флору. Слава богу, она у него дома. Неужели эта развалина не может ехать быстрее?

Я со всей силой жму на газ, но мы все равно тащимся не быстрее тридцати миль в час. Наконец сворачиваем на подъездную дорогу, и я вижу свою машину, криво припаркованную у ворот, как будто Марри в спешке выпрыгнул из нее. Странно, думаю я, что он не подъехал прямо к дому.

Торможу рядом с полицейской машиной и распахиваю тяжелую дверь:

— Быстрее!

Тяну сына за руку, и вот мы уже внутри, проталкиваемся между удивленными полицейскими.

— Флора! Марри, где ты?

Я слышу его голос и бегу в сторону кухни. Пролетев мимо Эда, врываюсь в комнату и останавливаюсь. Там, на отцовских коленях, восседает Флора. Мой ангел.

Все остальное перестает существовать. Я падаю на пол, к ногам Марри, и подхватываю дочь на руки. Со всей силой прижимаю ее к себе. Просто чтобы убедиться, что она настоящая. Что это не сон.

Я целую ее лоб, и мягкие волосы падают на мое лицо. У нее такая нежная кожа. Она обхватывает мою шею руками. Я шепчу ей на ухо, что больше никуда не отпущу. Флора не слышит этого, но я знаю, что она все понимает.

У меня было приключение, — показывает она.

Руки трясутся, и я не могу ответить.

Мамочка, я тебя люблю, — снова и снова чертит она в воздухе грязными пальцами.